Каждый охотник (сборник). Сергей Малицкий

в платье. Смотрит на себя в приставленное к столу уличного торговца зеркало, обнимает меня за ногу, утыкается носом в брючину, что-то шепчет. Я наклоняюсь, отколупываю от себя заплаканное лицо.

      – Что ты говоришь?

      – Потеряюсь, – отвечает Файка. – Я в этом платье потеряюсь на нашем лугу. Там тоже одуванчики.

      – Не потеряешься, – успокаиваю я ее. – Сейчас мы еще купим тебе очень белую панамку и самые красивые сандальки. Хорошо?

      – И котенка, – просит Файка.

      – И котенка, – соглашаюсь я. – Но если мамка выгонит меня с этим котенком из дома, тогда мне придется уйти жить в сарай.

      – Давай сразу уйдем жить в сарай, – предлагает Файка, и я понимаю, что мне очень хочется жить с ней в сарае.

      – Но только до зимы! – предупреждаю я ее.

27

      – Так бывает, – пытаюсь я оправдаться. – У меня давно ничего не было. Поэтому так бывает.

      Маша лежит рядом, уже без купальника, восхитительная и недоступная. Она улыбается. Не смеется, а улыбается. И я начинаю понимать, что ничего не случилось, просто и в самом деле «так бывает», тем более, что у меня и в самом деле давно ничего не было, а если и было, то без Лидки, а так, как водится, и вообще…

      – Хочешь я возьму?

      Я молчу.

      – Скажи мне, я хочу, чтобы ты взяла.

      Мне вовсе не хочется, чтобы она взяла. Мне хочется самому ее взять, выпить по капле, почувствовать губами и языком каждый изгиб ее тела и даже больше.

      – Я хочу услышать.

      – Да, – послушно хриплю я. – Я хочу, чтобы ты взяла.

      – Вот, – довольно говорит она и изгибается надо мной.

      Потом, когда я наконец вспомню, что такое «быть мужчиной», когда вспомню, каково это, когда снизу в твои крылья бьет горячий воздух, как легко лететь, когда снизу бьет горячий воздух, как долго можно пролететь, когда снизу бьет горячий воздух, и как прекрасно срываться в отвесном падении и снова взмывать, срываться и снова взмывать, потом, когда она по-настоящему уставшая замрет возле меня уставшего в том же липком, свежем поту, как и я, и прошепчет что-то неразличимое, потом я вдруг спрошу ее:

      – Зачем?

      Она будет долго смотреть на меня, покусывая травинку, и когда я уже буду готов успокоиться, прошепчет:

      – Просто так.

      А когда мы уже одетые будем идти обратно вдоль колючей проволоки, добавит:

      – Не заморачивайся. Когда я захочу тебя оставить, я скажу. Когда будет все, я скажу.

28

      – Посмотри.

      Она появляется не одна. Рядом с нею высокий молодой парень, который даст мне тысячу очков вперед. Определенно, я никогда не смогу ее любить так, как любит он. Конечно, если он ее любит.

      – Посмотри, – она бросает на меня короткий взгляд, тайком показывает большой палец и разворачивает циновки. – Вот. Как тебе?

      Он рассматривает их по очереди, потом смотрит на меня и снова рассматривает циновки. Щурится.

      – Вам плохо?

      – Нет, –