Подонок. Ульяна Павловна Соболева

со мной, значит тебе так захотелось. 

      И не повлиять на тебя, ни понять, ни сдержать. 

      И как следствие – не обнять, у подъезда не ждать. 

      Но… Ты загадочна как море. 

      Намекала на что– то, но я ничего не понял. 

      И выходит я дурак, потерял, как же так? 

      Ты и не была моей, но хоть был шанс, а теперь никак. 

      А кому– то повезло, он взял и просто подошел. 

      А я ведь скромный как назло, может и хорошо. 

      Но теперь я одинок, и что, что таких полно. 

      Я хочу лишь одного, ее взгляда и далеко. 

      Убежать, но все далеко не так как хочется. 

      Была песня про любовь, а стала про одиночество.

      (с) Леницкий. Очень сильно тебя

      Сучка! Дрянная, мерзкая сучка!

      Дом ее здесь! Нет у нее дома! Был да сплыл. Сама из этого дома сбежала. Подло, ночью с этим уродом!

      Трясущимися пальцами сигарету достал, сунул в рот. Руки мокрые, зажигалка не работает. Психанул отшвырнул сигарету, раздавил мощной подошвой кроссовки.

      В кармане трусы ее лежат и, кажется, прожигают там дыру. От одной мысли о них яйца в узел скручивает. Думал, прошло это все. Думал, что ненависть давно стерла все эмоции к этой…

      Но они вернулись с новой силой. Как удар в солнечное сплетение. Да так, чтоб дыхалку свело, и диафрагма от судороги сжалась до боли. Рядом оказался, глаза ее увидел вблизи, и все, и пиз*ец!

      Ему снова восемнадцать, и его ведет, как прыщавого девственника.

      Безвольный, конченый слабак. Как и тогда… Ни хрена не изменилось. Она, сууууука такая, стала еще красивее. То же облако русых волос с нежным запахом ириса, те же прозрачные голубые глаза… те же розовые губы без косметики. Собрала волосы в дурацкий узел. Так и тянет содрать и посмотреть, как эти нежные пряди струятся по ее спине… как когда– то, когда подсматривал за ней. Бессчётное количество раз подсматривал. Фотографировал. Во сне видел.

      Бедер ее ладонью коснулся и чуть не кончил. Мощно, быстро, унизительно и жалко. Как тот сраный, тупой подросток, который дрочил на ее фото, дрочил на все, что принадлежало ей. Даже, мать ее, на ее расческу. И ревновал. Бешено, адски, дико ревновал. К каждому столбу. К стульям, к столам, к подушке… Но больше всего к Богдану. Любил его, был предан ему и… ненавидел за то, что тот трахал эту дрянь. Каждую ночь. А он бился головой о стену с крепко зажмуренными глазами и на всю громкость врубал музыку, или на хер уходил из дома.

      ***

      Ранее…

      – Поможешь принести уголь из подвала? Буду жарить мясо на гриле!

      Вбежала к нему в комнату, а он в одних джинсах стоит перед зеркалом, с футболкой в руках и прикидывает – пойти на их сраный пикник или нет. Резко к ней обернулся, увидел, как она на последнюю татуху его смотрит. Огромный череп волка на груди с розой в оскаленных зубах. Выпуклые кости на скулах как раз там, где его пресс, а пасть, со стекающей слюной, опускается чуть ниже пупка.

      На ней короткое легкое светлое платье, похожее на футболку, голые ноги слегка загорели и манят взгляд. Длинные светлые волосы в косу заплела, а челка постоянно падает