Какой ужас! Повесть. Василий Варга

в обязательном порядке и надушиться, хотя бы тройным одеколоном. Он самый дешевый, студенческий. Это все знают. Все нам проститься, можете быть уверены.

      – У меня нет белой рубашки, только милицейская, – сказал философ.

      – Беда с тобой, – стал бурчать Леша, – если ботинки или туфли я сниму с пьяного, то рубашку никак. И, потом, у тебя шея тонкая, как у журавля. Дуй в пункт проката.

      – Зачем?

      – За рубашкой. В четыре часа после обеда 31—го я устраиваю смотр внешнего вида. А то можно и конкурс объявить. Как ты думаешь, Женя? Давай объявим.

      – Нет, не стоит, – сказал Женя. – Давайте, как—нибудь так: и нашим и вашим. И вид чтоб приличный был, и чтоб народу поменьше знало, кто мы такие и откуда мы, а то нехорошо получится, мы девушек подведем и сами себя тоже.

      – Я ничего плохого в этом не вижу, пусть знают, что мы будущие инженеры ракетных заводов, это поднимет наш авторитет, – сказал Леша. – Даже майор Кулешов к полковнику попасть в дом не может. Если он узнает, что мы, рядовые милиционеры там побывали, да произносили тосты, да самому Никандру Ивановичу в глаза смотрели и рюмками звенели, так он с ума сойдет от зависти.

      11

      «Студенты» приехали в дом полковника в половине одиннадцатого вечера 31 декабря. До Нового года оставалось полтора часа. Лучше всех выглядел Леша Филимонов. На нем было зимнее пальто с теплой ватной подкладкой, шапка из заячьего меха черного цвета, вязаные рукавицы из кроличьей шерсти и серебряная цепочка на шее с маленьким изображением Ильича. Он заставил каждого купить по одной гвоздике, а когда Женя нажал на незнакомую кнопку звонка на втором этаже, отобрал и от имени всех, вручил букет из трех гвоздик хозяйке дома Валентине Ивановне.

      – С новым годом, с новым счастьем! Пусть всегда будут цветы в этом доме, и пусть всегда в нем будет полно гостей! – торжественно сказал Леша, и только потом, стал, не спеша, снимать свое пальто. Зоя сразу бросилась показывать вешалку в просторной прихожей и как кошка незаметно протиснулась поближе к Леше, взяла от него пальто и повесила на самое почетное место.

      – Очень рады гостям, – сказала она, сверкая глазами. – Я Зоя, это Таня, а это Женя. А ты, чувак, ничего. Что—то ни разу тебя не видела на нашем факультете.

      – И я не видел, – бесцеремонно произнес Леша, приближаясь, чтобы чмокнуть в пухлую щеку.

      Девушки тут же вернулись в большую комнату, стали рассматривали альбомы с фотографиями, где больше всего фотографий принадлежало Зое. Здесь она была и с многочисленными кавалерами в обнимку, и на пляже в Сочи, Адлере, Хосте, Сухуми. В пляжном костюме она выглядела не так привлекательно, как в одежде. Ее фигура немного смахивала на мешок с крупой, потому что не было ярко выраженной талии, и ножки казались, слегка толстоваты. Но это мог разглядеть только опытный глаз, а Жене и Леше казалось все хорошо и шикарно. Ни тот, ни другой не видели – ни таких ножек, ни такой фигуры, а что касается Зои и особенно ее отца, то ее фигура, даже если бы она была мешковатая, пузатая, а ноги