Пан Володыевский. Генрик Сенкевич

принимает это к сердцу. Фи, стыдно! Слезай, слезай! Ведь ты только учишься!

      – А пана Михала я ненавижу.

      – Бог с тобой! За то, что он искусен в том, чему ты сама хочешь учиться? Ты должна его тем более любить!

      Пан Заглоба не ошибался. Бася, несмотря на свою неудачу, стала еще больше преклоняться перед маленьким рыцарем, но ответила:

      – Пускай Кшися его любит.

      – Слезай, слезай!

      – Не слезу!

      – Хорошо, сиди; скажу тебе только, что молодой девице неприлично сидеть на лестнице. Ведь снизу-то для всех – прекрасное зрелище!

      – Неправда, – сказала Бася, оправляя руками юбку.

      – Я – старик, глядеть не стану, но вот сейчас позову сюда других.

      – Слезаю! – воскликнула Бася.

      Тут Заглоба повернулся в сторону дома.

      – Ей-богу, кто-то идет! – сказал он.

      И, действительно, из-за угла показался молодой пан Нововейский, который приехал верхом, привязал лошадь около боковых ворот, а сам обошел кругом дома, чтобы пройти парадным ходом.

      Бася, увидав его, в два прыжка очутилась на земле. Но было уже поздно. Пан Нововейский видел, как она прыгала с лестницы. Он смутился, изумился и покраснел, как девушка. Бася была смущена не менее его. И, наконец, воскликнула:

      – Второй конфуз!

      Пан Заглоба, очень довольный, подмигивал своим здоровым глазом и, наконец, сказал:

      – Пан Нововейский, приятель и подчиненный пана Михала, а это панна Лестницовская… Тьфу… Я хотел сказать: Езерковская.

      Нововейский скоро пришел в себя, а так как он был находчив, хоть и молод, то поклонился и, подняв глаза на чудное видение, сказал:

      – Господи! В саду Кетлинга розы на снегу цветут!

      А Бася, присев, пробормотала: «Только не для твоего носа!» Потом прибавила любезно:

      – Пожалуйте в комнаты!

      И побежала вперед и, влетев в комнату, где сидел пан Михал и дамы, она объявила во всеуслышание, намекая на красный кунтуш пана Нововейского:

      – Снегирь прилетел!

      Потом уселась, сложила руки, сложила губки бантиком, как подобает скромной и благовоспитанной панне.

      Пан Михал представил сестре и Кшисе Дрогоевской молодого приятеля, а он, увидав еще одну панну, хотя и в другом роде, но тоже красавицу, смутился опять; но скрыл свое смущение поклоном и, чтобы приободриться, протянул руку к усам, которых у него еще не было. Потом, обратившись к Володыевскому, он рассказал ему о цели своего приезда. Пан гетман великий очень желал видеть маленького рыцаря. Насколько Нововейский догадывался, дело касалось какого-то военного предприятия: гетман получил несколько писем от пана Вильчковского, от пана Сильницкого, от полковника Пива и от других комендантов, рассеянных по всей Украине и Подолии. В письмах сообщалось о крымских событиях, которые не предвещали ничего хорошего.

      – Сам хан и султан Галга, который заключил с нами подгаецкий мирный трактат, – продолжал Нововейский, – хотят поддерживать мир; но Буджак шумит, как роящийся улей; Белгородская орда тоже. Они не хотят слушаться ни хана, ни султана Галги.

      – Мне