Пан Володыевский. Генрик Сенкевич

отвечал маленький рыцарь.

      – Особенно мне понравился этот гайдучок. Скажу тебе, что, когда я за ужином сидел с ней рядом, мне так жарко было, точно у печки.

      – Она еще постреленок… Та, другая, степеннее.

      – Дрогоевская – венгерская слива, настоящая венгерская слива! Но та – орешек! Ей-богу! Будь у меня зубы… то есть, я хотел сказать, будь у меня такая дочь… я бы тебе одному ее отдал! Миндалинка! Говорю тебе, миндалинка!

      Володыевский вдруг стал грустен: ему припомнились прозвища, которые пан Заглоба давал когда-то Анусе Божобогатой. Она встала перед ним, как живая; ее маленькое личико, ее темные косы, ее веселость, ее щебетание, ее взгляды. Эти две были моложе, но та ведь была во сто раз дороже всех самых молоденьких.

      Маленький рыцарь закрыл лицо руками, и тоска охватила его с тем большею силой, что она была неожиданна.

      Заглоба удивился; молча и с беспокойством смотрел он некоторое время на пана Михала, потом сказал:

      – Михал, что с тобой? Скажи хоть слово, ради бога!

      Володыевский сказал:

      – Так их много, столько их ходит по свету, и только моего ягненочка уж нет, только ее одной я уже больше никогда не увижу…

      Боль сдавила ему горло, он опустил голову на край стола, сжал губы и прошептал:

      – Боже! Боже! Боже!

      VII

      Панна Бася все-таки подкараулила Володыевского и заставила его учить ее фехтованию. Он ей не отказал, ибо хотя по-прежнему предпочитал Дрогоевскую, но полюбил и Басю, да, впрочем, трудно было ее не полюбить. Первый урок был как-то утром. Бася хвасталась и уверяла, что она владеет уже фехтовальным искусством очень недурно и что немногие смогут устоять против нее.

      – Меня учили старые солдаты, – говорила она, – а у нас в них нет недостатка. А ведь всем известно, что нет лучше наших рубак… Еще вопрос, не найдете ли вы там равных себе?

      – Что вы говорите, ваць-панна, – сказал Заглоба, – в целом свете нам равных нет.

      – Хотела бы я, чтобы оказалось, что и я равная! Не надеюсь, но хотела бы!

      – В стрельбе из пистолета и я бы попробовала состязаться! – сказала, смеясь, пани Маковецкая.

      – Ей-богу, в Летичеве, должно быть, одни амазонки живут! – сказал Заглоба. И обратился к Дрогоевской: – А вы, ваць-панна, каким оружием лучше всего владеете?

      – Никаким, – отвечала Кшися.

      – Ага! Никаким?! – воскликнула Баська и, передразнивая Кшисю, запела:

      Рыцари, верьте,

      В поле от смерти

      Латы стальные спасают…

      Но и без крови

      Стрелы любови

      Сердце сквозь латы пронзают…

      – Вот каким оружием она владеет. Не бойтесь! – прибавила она, обращаясь к Володыевскому и к Заглобе. – Она тоже стрелок не последний.

      – Выходите, ваць-панна! – сказал пан Михал, желая скрыть свое смущение.

      – О, Господи! Если бы оказалось так, как я думаю! – воскликнула Бася, краснея от радости.

      И сейчас же стала в позицию: держа в правой руке легкую польскую