По волнам памяти. Валерий Николаевич Ковалев

со двора, пахнувший морозом, отец.

      – Ага, – ответил я. – А колонны нету.

      Не раздеваясь, отец прошел ко мне, с минуту глядел в стекло, а потом, снова вышел.

      Вскоре он стоял рядом с бойцом, они о чем-то поговорили и направились к нашему дому.

      Затем на веранде хлопнула дверь, за ней вторая и на кухне, в облаках пара, появились отец с солдатом.

      – Надя! – позвал отец маму.

      Чуть позже, сняв шапку и поставив рядом в угол автомат, русоголовый солдат с аппетитом уплетал за кухонным столом, жареную картошку на сале.

      Мне же было поручено смотреть в окно и предупредить о появлении колонны. Трасса оставалась пустынной, мама налила гостю чаю, а к нему наложила в блюдце вишневого варенья.

      После чего ушла в зал, где снова занялась вышиванием.

      Все это время я одним глазом смотрел на трассу, а вторым на автомат. Никогда такого не видел.

      Те, что показывали в военных фильмах, были с куцыми дырчатыми стволами и круглыми дисками, а этот совсем другой. Похожий на игрушку.

      – Что, нравится? – перехватил мой взгляд, солдат, прихлебывая горячий чай из чашки. – Можешь потрогать.

      Я слез со стула и, пройдя на кухню, осторожно коснулся автомата. Он был холодный, чуть пах смазкой и с мелкими каплями на металле.

      – Так, спасибо вам за все, – поднялся со стула гость.

      Затем он протянул мне руку «дай пять пацан», и я шлепнул в нее ладошкой.

      После солдат поправил торчащие за голенищем флажки, натянул на голову шапку, прихватил свой автомат, и они с отцом вышли.

      Через несколько минут, он вновь стоял на перекрестке, а вскоре со стороны центра подошла колонна.

      Впереди рулил зеленый «бобик», за ним десяток, с брезентовыми тентами таких же грузовиков, к которым были прицеплены с длинными стволами пушки.

      Наш солдат выбросил одну руку с трепещущим флажком вперед, а вторую вскинул над головой.

      Колонна, урча моторами, медленно потянулась в сторону заснеженной степи.

      Миновав перекресток, последняя из машин на несколько секунд остановилась, из-под тента высунулась рука, боец влез в кузов, и автомобиль снова тронулся.

      – Пап, а пап, – обернулся я от окна, к стоявшему рядом отцу, когда трасса опустела, и машины скрыла летевшая вслед поземка. – У тебя на войне были такие пушки?

      – Это гаубицы, сынок, – ответил он. – Мои были калибром меньше.

      Мороз и солнце

      Выйдя за ворота с лыжами и палками в руках, я, паря ртом, оглядываю пустынную, с сугробами вдоль заборов, улицу, и поглубже натягиваю на голову шапку.

      Сегодня в школу идти не надо. На улице мороз за двадцать, занятия отменены, и я радуюсь.

      Улица – не школа, ее никто не отменял, а потому нужно подышать свежим воздухом.

      Воткнув палки в снег, я кладу лыжи рядом стягиваю с руки варежку и, сунув в рот два пальца, издаю резкий свист.

      С высокого тополя на углу, срывается стая дремавших там галок и с карканьем уносится в небо.

      Из двора напротив тут же раздается ответный, потом открывается одна из створок