Не время для смерти. Андрей Васильевич Жолобай

оперировать память, совершенно беспомощны, если обращаться за ответами к здравому смыслу. Но, еще до того, как все встало на свои места, и голос вдруг перестал быть безымянным. Задолго до того, как я узнал о том, что со мной случилось. Я чувствовал, что проклятый прикроватный коврик здесь лишний, а рядом со мной не совсем та, которой здесь место.

      – Вот почему ты разозлилась? – попытался я развить наступление.

      – Ты смеялся! Ты думаешь, что я бесполезная копия, что…

      Я вновь вскинул руки вверх. Гнев ещё тут, он никуда не ушёл.

      – Спокойно! Я смеялся не над тобой, просто кое-что понял.

      Правильно пусть будут интерес и сомнения. Сейчас и здесь я за мир во всем мире и в этой комнате, чем бы она ни была, в частности.

      – Во-первых, ты не копия!

      Больше интереса, милая, больше.

      – Но…

      – Погоди, – я размахивал руками словно дирижер, усиливая правдоподобность своих слов.

      Не потому, что лгал раньше, а потому, что швырнул однажды в плодородную почву ее юного сознания сомнения и позволил им прорости. Не время сейчас бороться со всходами. Не время выяснять, кто виноват, что больному сознанию позволили стать определяющим для новорождённого. Сколько же он сказал ей лет, когда я отказался и дальше примерять на себя роль няньки? Помимо его воплей, в которых он утверждал, что эта роль скорее принадлежит Виктории. Прозвучали еще и слова о том, что она словно пятилетний ребёнок и я ей сейчас очень нужен! Просьба, крик о помощи, боль, приказ и целый океан страха. Страха за неё как личность или как творение? Любимую игрушку… Боже, она совсем дитя, откуда эти проклятые пошлые воспоминания… прочь, прочь, про-о-о-о-очь! Нельзя сейчас. Она читает меня, словно раскрытую книгу, ведь я и есть весь ее мир! Куда же ты бедная уходила, когда покидала квартиру, когда вынуждена была «идти на работу»? Где он тебя держал, этот цифровой бес-искуситель?

      – Я уверен, что этот пылесборник появился у кровати благодаря твоим стараниям, – ткнул я пальцем в коврик.

      Вика свесилась с кровати, задумчиво разглядывая свое творение. Думай милая, думай моя хорошая.

      – А ещё периодически появляются продукты, которые ты постоянно приносишь, когда возвращаешься с «работы». Вся эта кухонная дребедень и техника. Блюда и рецепты…

      – Ты возмущался по утрам, что пол очень холодный. Я решила, хорошо бы включить отопление и подумала, нам не помешает пушистый коврик, – прервала меня Вика. – А кухонную дребедень приходилось программировать Антону. Это и было моей работой: проанализировать твоё состояние, рассказать о нем Антону и получить вводные и все необходимое для дальнейшего воздействия. Он, такой лапушка.

      Чтоб меня… Это, что сейчас ревность хлестнула своей чёрной плетью по просыпающейся нервной системе? Я стиснул зубы и постарался задушить это темное чувство в зародыше.

      – Видишь? И моё пробуждение и наше с тобой жилье – это твоя заслуга, ты очень полезна, – усмехнулся я.

      – Еще ты сказал, что я не копия.

      – Конечно, нет. Она даже кулаки