Честное слово (сборник). Леонид Пантелеев

очень жаль, что я не могу вам сказать, как зовут этого маленького человека, и где он живёт, и кто его папа и мама. В потёмках я даже не успел как следует разглядеть его лицо. Я только помню, что нос у него был в веснушках и что штанишки у него были коротенькие и держались не на ремешке, а на таких лямочках, которые перекидываются через плечи и застёгиваются где-то на животе.

      Как-то летом я зашёл в садик, – я не знаю, как он называется, – на Васильевском острове, около белой церкви. Была у меня с собой интересная книга, я засиделся, зачитался и не заметил, как наступил вечер.

      Когда в глазах у меня зарябило и читать стало совсем трудно, я захлопнул книгу, поднялся и пошёл к выходу.

      Сад уже опустел, на улицах мелькали огоньки, и где-то за деревьями звенел колокольчик сторожа.

      Я боялся, что сад закроется, и шёл очень быстро. Вдруг я остановился. Мне послышалось, что где-то в стороне, за кустами, кто-то плачет.

      Я свернул на боковую дорожку – там белел в темноте небольшой каменный домик, какие бывают во всех городских садах; какая-то будка или сторожка. А около её стены стоял маленький мальчик лет семи или восьми и, опустив голову, громко и безутешно плакал.

      Я подошёл и окликнул его:

      – Эй, что с тобой, мальчик?

      Он сразу, как по команде, перестал плакать, поднял голову, посмотрел на меня и сказал:

      – Ничего.

      – Как это ничего? Тебя кто обидел?

      – Никто.

      – Так чего ж ты плачешь?

      Ему ещё трудно было говорить, он ещё не проглотил всех слёз, ещё всхлипывал, икал, шмыгал носом.

      – Давай пошли, – сказал я ему. – Смотри, уже поздно, уже сад закрывается.

      И я хотел взять мальчика за руку. Но мальчик поспешно отдёрнул руку и сказал:

      – Не могу.

      – Что не можешь?

      – Идти не могу.

      – Как? Почему? Что с тобой?

      – Ничего, – сказал мальчик.

      – Ты что – нездоров?

      – Нет, – сказал он, – здоров.

      – Так почему ж ты идти не можешь?

      – Я – часовой, – сказал он.

      – Как часовой? Какой часовой?

      – Ну, что вы – не понимаете? Мы играем.

      – Да с кем же ты играешь?

      Мальчик помолчал, вздохнул и сказал:

      – Не знаю.

      Тут я, признаться, подумал, что, наверно, мальчик всё-таки болен и что у него голова не в порядке.

      – Послушай, – сказал я ему. – Что ты говоришь? Как же это так? Играешь и не знаешь – с кем?

      – Да, – сказал мальчик. – Не знаю. Я на скамейке сидел, а тут какие-то большие ребята подходят и говорят: «Хочешь играть в войну?» Я говорю: «Хочу». Стали играть, мне говорят: «Ты сержант». Один большой мальчик… он маршал был… он привёл меня сюда и говорит: «Тут у нас пороховой склад – в этой будке. А ты будешь часовой… Стой здесь, пока я тебя не сменю». Я говорю: «Хорошо». А он говорит: «Дай честное слово, что не уйдёшь».

      – Ну?

      – Ну, я и сказал: «Честное слово – не уйду».

      – Ну и что?

      – Ну и вот. Стою-стою, а они не идут.

      – Так, – улыбнулся я. – А давно они тебя сюда поставили?

      – Ещё светло было.

      – Так где же