Лошади в океане (стихотворения). Борис Слуцкий

подбирал

      Рифму к рифме и строчку к строке.

      То начальство стихом до костей пробирал,

      То стремился излиться в тоске.

      Ямб рождался из мерного боя лопат,

      Словно уголь он в шахтах копался,

      Точно так же на фронте из шага солдат

      Он рождался и в строфы слагался.

      А хорей вам за пайку заказывал вор,

      Чтобы песня была потягучей,

      Чтобы длинной была, как ночной разговор,

      Как Печора и Лена – текучей.

      А поэты вам в этом помочь не могли,

      Потому что поэты до шахт не дошли.

      Размол кладбища

      Главным образом ангелы, но

      также Музы и очень давно,

      давности девяностолетней,

      толстощекий Амур малолетний,

      итальянцем изящно изваянный

      и теперь в кучу общую сваленный.

      Этот мрамор валили с утра.

      Завалили поверхность двора

      всю, от номера первой – квартиры

      до угла, где смердели сортиры.

      Странно выглядит вечность, когда

      так ее изваляет беда.

      Это кладбище лютеранское,

      петербургское, ленинградское

      вырвали из родимого лона,

      нагрузили пол-эшелона,

      привезли как-то утром в наш двор,

      где оно и лежало с тех пор.

      Странно выглядит вечность вообще.

      Но когда эта вечность вотще,

      если выдрана с корнем, разрушена

      и на пыльные лужи обрушена, —

      жалко вечности, как старика,

      побирающегося из-за куска.

      Этот мрамор в ночах голубел,

      но не выдержал и заробел,

      и его, на заре розовеющего

      и старинной поэзией веющего,

      матерьял его и ореол

      предназначили ныне в размол.

      Этих ангелов нежную плоть

      жернова будут долго молоть.

      Эти важные грустные плиты

      будут в мелкую крошку разбиты.

      Будет гром, будет рев, будет пыль:

      долго мелют забытую быль.

      Миновало полвека уже.

      На зубах эта пыль, на душе.

      Ангела подхватив под крыло,

      грузовик волочил тяжело.

      Сыпал белым по белому снег.

      Заметал – всех.

      Заваливал – всех.

      Сороковой год

      Сороковой год.

      Пороховой склад,

      У Гитлера дела идут на лад.

      А наши как дела?

      У пограничного столба,

      где наш боец и тот – зольдат, —

      судьбе глядит в глаза судьба.

      С утра до вечера. Глядят!

      День начинается с газет.

      В них ни словечка – нет,

      но все равно читаем между строк,

      какая должность легкая – пророк!

      И между строк любой судьбу прочтет,

      а перспективы – все определят:

      сороковой год.

      Пороховой склад.

      Играют Вагнера со всех эстрад.

      А я ему – не рад.

      Из головы другое не идет:

      сороковой год —

      пороховой склад.

      Мы скинулись, собрались по рублю,

      все,