Юность. Евгений Чириков

ночью… Всё странно в саду ночью: и деревья, и дорожки, и шорохи, и тени… И сама жизнь начинает казаться какой-то загадкой. Хотите, погуляем?..

      Я не хотел, я уже снова злился и возмущался, как это она не видит…

      – Я?.. Пора бы собственно спать…

      – Ну, немножечко!.. Тура два по старой аллее… Там так страшно!

      Она подхватила меня под руку и повлекла к двери.

      – Позвольте! Шляпу надо…

      – Совершенно излишне. У вас целый стог волос… какая там шляпа!

      Пошли.

      – Ах, как страшно! – шептала Калерия и крепко прижималась к моей руке. – Идем туда, под горку, в старые липы, где баня… Бррр! В бане – черти… оборотни… Ай!

      Она вдруг вскрикнула, шарахнулась в сторону и потянула за собой меня.

      – Что вы! Это – лягушка.

      – Тише: кто-то идет вон там, между деревьями…

      – Куст это, куст!

      – Держите меня крепче: тогда не так страшно… Говорите что-нибудь!

      – Не о чем.

      – Тсс! Что это… пищит? Слышите?

      – Кошка.

      Мы приостановились и прислушались.

      – Ах, это – мой Вовка! Проснулся… Есть просит… Проводите… Скорей!..

      Мы повернулись к дому и быстро зашагали по аллее.

      – Спокойной ночи! Думайте обо мне! – небрежно кинула Калерия и, выдернув свою руку, быстро вбежала по ступенькам крыльца и пропала.

      «Сумасшедшая или просто… дрянь» – думал я, возвращаясь к себе в беседку. А когда разделся и лег, то вспомнил, что забыл проститься с Зоей.

      – Милая! Святая моя! Спокойной ночи!.. Вскочил с дивана, поцеловал портрет и вернулся. Шелестела за окном листва сирени, и мне всё чудилось что там, за окном, кто-то стоит и смотрит…

      IX

      Письмо! Письмо!..

      От нее! От нее!..

      Я бросил обед, убежал в сад и, спрятавшись в кустах, разорвал конверт. «Милый, родной мой! Забыл ты меня. Грех тебе так мучить… А, может быть, ты нездоров? – тогда прости мой глупый упрек, но я исстрадалась. Мама, глядя на мою печаль, сердится и всё расспрашивает, что случилось. А я ношу втайне печаль. Вчера ночью поплакала. Вот какой ты нехороший! А говорил что»…

      Что же это значит? Я написал ей уже два огромных письма.

      – Геня, иди! Мы тебя ждем.

      – Не ждите!

      «Расстраивается наше счастье: мама и слышать не хочет о том, что я осенью снова уеду в Казань на курсы… Может быть, нескоро уже увидимся, а то и никогда»…

      – Геннадий!

      – Кушайте, Калерия, без меня!

      «Напиши, утешь!.. Господи, что-то с нами будет? Папа словно догадывается, что я жду твоего письма: велел всю почту класть к себе на стол…».

      Воруют письма папочка с мамочкой. Теперь понятно.

      «Не придумаю, что делать… Тоска, тоска, тоска!.. Сильно люблю, целую, часто вижу во сне и благословляю тебя. Твоя Зоя».

      – Мама велела приводом!

      Я, как вор, спрятал письмо в руке и вышел из кустов злой, что мне мешают, а Калерия подхватила меня под руку и повлекла на террасу.

      – Что же это вы, как собака с костью, убежали с письмом