Юность. Евгений Чириков

дорогу корни старых сосен, и мой страх возрастал по мере приближения всадника. Словно навстречу нам мчался поезд и грозило неминуемое столкновение. Уже близко… Слышно, как храпит взмыленная лошадь…

      – Тпру! Здравствуйте, Геня!

      Круто повернула лошадь и поехала совсем рядом, протянула руку, крепко затянутую темной лайковой перчаткой.

      – Созрел? Поздравляю! Я выехала тебя встречать… Ты недоволен?

      – Благодарю!.. Мама здорова?

      – Да… Не совсем, как все дамы на возрасте, но… Посмотри на меня! Мне хочется хорошенько рассмотреть своего братца… хоть и троюродного… А, уже усы! Молодцом! Ты выглядишь совсем мужчиной…

      Меня разбирала злость: она говорит со мной, как с мальчиком, на «ты», прищуривает глаза, рассматривая меня, как неодушевленный предмет, забрасывает глупыми вопросами и хохочет на весь лес.

      – Ты любишь верхом?

      – Нет. Я предпочитаю прогулки пешком, с ружьем и собакой.

      – Надеюсь, что иногда ты не откажешься, кроме этих своих друзей, захватить еще и третьего, то есть меня? Я люблю скитаться по лесу.

      – Я охотник серьезный. Вы за мной не угонитесь.

      – Почему же – «вы»? Я тебе разрешаю говорить мне «ты».

      Я окончательно рассердился.

      – Из женщин я говорю на «ты» только с матерью да еще с…

      – С кем еще?

      – С той, которую люблю…

      Она весело расхохоталась:

      – Ну, хорошо: давай на «вы»!.. Вы кого же любите?

      – Калерия Владимировна! Вы мне не нравитесь.

      – Почему? А мне все говорят, что я очень красива.

      – Я – не о наружности… Я не люблю шутить над… Вообще я серьезнее, чем кажусь вам… Вы меня простите, но я просто не умею поддерживать пустых разговоров…

      – Вы даже не умеете быть вежливым… Но со временем мы этому научимся…

      – Хорошо. Только не теперь…

      Калерия больно ударила свою лошадь хлыстом и помчалась вихрем по дороге. Заклубилась впереди пыль, засверкали лошадиные ноги подковами, и скоро пропал в соснах этот странный всадник.

      – Видел? Чёрт, а не баба!.. – обернувшись, сказал ямщик и, покачав головой, добавил:

      – Ловко ты ее отбрил! До новых веников не забудет! Давай покурим, что ли…

      Ямщик пустил лошадок шагом и, свертывая цигарку, всё радовался и хихикал. А я молчал и всё еще не мог опомниться от нападения. Думал о ней. Действительно, красивая. Нерусский тип. Лицо смуглое, матовое, глаза как у красивой японки, волосы черные, как смола в расколе; на верхней губе – усики. Длинная шея слегка наклонена вперед; капризный, раздражающий голос и смех… Что-то неприятное есть в этом смехе. Просто нахальный смех.

      – А тоже учит вежливости! – вслух проворчал я.

      Выехали из лесу: сразу масса света и необъятный простор. Зеленые луга перерезаны, словно парчевой серебряной лентой, рекою, а за рекою – пологие горы и на них – верхушка церкви и верхушки ветряных мельниц. А вон и наш липовый парк, в котором прячется наша старая усадьба!..

      – Вон уж где она, шельма, скачет! – сказал ямщик, показывая кнутом за реку. – Чёрт, а