Супергрустная история настоящей любви. Гари Штейнгарт

И факторы стресса итальянской жизни. Ты не поверишь, до чего трудно там жить на американскую зарплату. Доллар…

      – Какой у тебя водородный показатель кислотности? – перебил меня Джоши.

      – Ох, батюшки, – сказал я. Тени ветвей роскошного дуба подползли к оконному проему, и бритый кумпол Джоши обрел пару оленьих рогов. В этих комнатах окна изображали Скрижали Завета. Кабинет Джоши был на верхнем этаже, и на окне до сих пор виднелись английские и ивритские слова «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим»[30]. – Восемь и девять, – сказал я.

      – Тебе нужна детоксикация, Лен.

      За дверью стоял гомон. Настойчивые голоса распихивали друг друга, требовали его внимания, текущие дела ветвились и расползались, как бесконечные коридоры данных, заполонившие Манхэттен. На столе Джоши, гладком куске стекла – блестящая цифровая рамка, крутившая слайд-шоу его жизни: молодой Джоши в наряде магараджи на сцене – его недолговечный внебродвейский моноспектакль; счастливые буддисты в лаосском храме, отстроенном с нуля на его средства, на коленях заклинают камеру; Джоши в остроконечной соломенной шляпе неотразимо улыбается – его краткий период соевого фермерства.

      – Буду пить по пятнадцать стаканов щелочной воды в день, – сказал я.

      – Меня беспокоит твое мужское облысение.

      Я засмеялся. Точнее говоря, произнес: «Ха-ха».

      – Меня оно тоже беспокоит, Гризли.

      – Я не про эстетический аспект. Твой ашкеназский тестостерон превращается в дигидротестостерон. Это смерть. Тебе светит рак простаты. Надо минимум восемьсот миллиграммов сереноа в день. Что с тобой, Резус? Ты, кажется, рыдать собрался.

      Но я просто хотел, чтоб он еще немножко обо мне позаботился. Я хотел, чтоб он обращал внимание на мой дигидротестостерон и спасал меня от недружелюбных красавчиков из Салона Вечности. Джоши велел всем сотрудниках «Постжизненных услуг» вести дневники, дабы помнить, кем мы были, ибо каждую секунду наш мозг и синапсы перестраиваются и перестраивают связи между собой, возмутительно наплевав на наши личности, и каждый год, каждый месяц, каждый день мы превращаемся в других людей, совершенно неубедительные копии изначальных нас, обслюнявленных детишек в песочнице. Но я не таков. Я – факсимиле собственного раннего детства. По сей день ищу любящего отца, который подбросит меня в воздух, отряхнет песочек с моей задницы и произнесет спокойные и безобидные английские слова. Моих родителей вырастила Нетти Файн – отчего меня не может вырастить Джоши?

      – Я, по-моему, влюбился, – пролепетал я.

      – Рассказывай.

      – Супермолодая. Суперздоровая. Азиатка. Ожидаемая продолжительность жизни – очень высокая.

      – Ну, мое мнение о любви ты знаешь, – сказал Джоши. В гомоне за дверью упало нетерпение, но выросло мучительное подростковое страдание.

      – Ты считаешь, не стоит мне крутить романы? – спросил я. – Потому что я могу прекратить.

      – Да я шучу, Ленни, – сказал он, кулаком ткнув меня в плечо – больно,

30

Исх 20:3.