Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки. Лев Толстой

в Ногаи поеду.

      – Чтò пустое говорить? – сказал Лука. – Ты скажи, как с Гирей-ханом быть? Говорит, только проведи коня до Терека, а там хоть косяк целый давай, место найду. Ведь тоже гололобый, верить мудрено.

      – Гирей-хану верить можно, его весь род – люди хорошие; его отец верный кунак был. Только слушай дядю, я тебя худу не научу: вели ему клятву взять, тогда верно будет; а поедешь с ним, всё пистолет наготове держи. Пуще всего, как лошадей делить станешь. Раз меня так-то убил было один чеченец: я с него просил по десяти монетов за лошадь. Верить – верь, а без ружья спать не ложись.

      Лукашка внимательно слушал старика.

      – А что, дядя? Сказывали, у тебя разрыв-трава есть, – молвил он, помолчав.

      – Разрыва нет, а тебя научу, так и быть: малый хорош, старика не забываешь. Научить, что ль?

      – Научи, дядя.

      – Черепаху знаешь? Ведь она чорт, черепаха-то.

      – Как не знать!

      – Найди ты ее гнездо и оплети плетешок кругом, чтоб ей пройти нельзя. Вот она придет, покружит и сейчас назад; найдет разрыв-траву, принесет, плетень раззорит. Вот ты и поспевай на другое утро, и смотри: где разломано, тут и разрыв-трава лежит. Бери и неси куда хочешь. Не будет тебе ни замка, ни закладки.

      – Да ты пытал, что ль, дядя?

      – Пытать не пытал, а сказывали хорошие люди. У меня только и заговора было, что прочту «здравствуитя», как на коня садиться. Никто не убил.

      – Какая такая «здравствуитя», дядя?

      – А ты не знаешь? Эх, народ! То-то, дядю спроси. Ну слухай, говори за мной:

      Здравствуитя живучи в Сиони.

      Се царь твой.

      Мы сядем на кони.

      Софоние вопие,

      Захарие глаголе.

      Отче Мандрыче

      Человеко-веко-любче.

      – Веко-веко-любче, – повторил старик. – Знаешь? Ну, скажи!

      Лукашка засмеялся.

      – Да что, дядя, разве от этого тебя не убили? Може так.

      – Умны стали вы. Ты все выучи да скажи. От того худа не будет. Ну, пропел «Мандрыче», да и прав, – и старик сам засмеялся. – А ты в Ногаи, Лука, не езди, вот что!

      – А что?

      – Не то время, не тот вы народ, дермо казаки вы стали. Да и русских вон чтò нагнали! Засудят. Право, брось. Куда вам! Вот мы с Гирчиком бывало…

      И старик начал было рассказывать свои бесконечные истории. Но Лукашка глянул в окно.

      – Вовсе светло, дядя, – перебил он его. – Пора, заходи когда.

      – Спаси Христос, а я к армейскому пойду: пообещал на охоту свести; человек хорош, кажись. 

      XVII.

      От Ерошки Лукашка зашел домой. Когда он вернулся, сырой росистый туман поднялся от земли и окутал станицу. Не видная скотина начинала шевелиться с разных концов. Чаще и напряженнее перекликались петухи. В воздухе становилось прозрачно, и народ начинал подниматься. Подойдя вплоть, Лукашка рассмотрел мокрый от тумана забор своего двора, крылечко хаты и отворенную клеть. На дворе слышался в тумане звук топора по дровам. Лукашка прошел в хату. Мать его встала и, стоя перед печью, бросала в нее дрова. На кровати еще спала сестра-девочка.

      – Что, Лукашка,