Таки служба. Леонид Аркадьевич Блох

В этот момент стоящие в мертвой точке Лёва и еще один слесарь Славик быстро грузили памятник на электрокару. Мастер мгновенно стартовал. Схема была отработана до автоматизма. Только однажды, когда открылись ворота, с внешней их стороны стояла «Волга» директора завода. Невозмутимый Тузик отдал честь шефу, и на лихом вираже проехал мимо него.

      – Что это было? – спросил директор у своего водителя.

      – Сема Тузик металлолом сдавать поехал.

      – Понятно, – равнодушно произнес директор, – я думаю, раз охрана пропустила, значит, все оформлено честь по чести.

      Со спиртным на участке нестандартного оборудования никогда не было проблем. По соседству находился ликероводочный завод. И разделял оба завода только трехметровый забор с орнаментом из колючей проволоки. Но разве это преграда для русского умельца широкого профиля? В определенный момент и в оговоренном месте по сигналу с двух сторон к забору приставлялись стремянки. Одновременно поднимались парламентарии. Один тащил пачку электродов, или несколько подшипников, или набор гаечных ключей «шаловливые ручки». Другой был менее оригинален – обычно это была трехлитровая банка со свежей продукцией. Стороны обменивались верительными грамотами и, чтобы не навлечь на себя гнев руководства, довольные друг другом, быстро спускались на заранее подготовленные позиции.

      Там, на заводе, Штейн впервые в жизни по-взрослому напился. Он до этого никогда не пил водку. А тут бригада участка выгодно продала сразу три памятника и решила отметить это дело. Обычно Лёва такие мероприятия пропускал, ссылаясь на слабую печень и нелюбовь к водке. Но его уговорили. Боевое крещение, мол, докажи, что евреи тоже люди, пятьдесят грамм даже не заметишь. Как Штейн дошел до дома, он и не помнил. Всю ночь он куда-то летел, крича тазику у кровати страшные проклятия. А утром оказалось, что Лёва пришел домой в грязном рабочем комбинезоне, забыв переодеться. Он даже не помнил, кого встретил по дороге домой. Лишь соседка тетя Маня сказала вежливо его маме: «Левочка так вырос. Я только вчера заметила».

      ***

      В казарме всегда было весело. Только всем по-разному. Дембеля, то есть солдаты, которым осталось служить месяц, целыми днями лежали на кроватях в углу, бренча на гитаре. Им даже еду, то есть белый хлеб, масло и мясо, приносили туда. Офицеры и прапорщики старались к этому углу не подходить, дабы не провоцировать конфликт.

      Старики, то есть те, кому оставалось служить семь месяцев, рулили процессом, указывая, кому и что надлежит выполнять. Кому стирать их обмундирование, чистить сапоги, кому мыть полы, кому пришивать подворотнички – полоски белой материи, облегающие шею под гимнастерками.

      Годки или черпаки, отслужившие по одному году, уже никому ничего не стирали, но и за собой ухаживали сами.

      А вот молодым было веселее всех. Дембеля, старики, черпаки, прапорщики и офицеры имели их всегда, везде и по любому поводу. Вся рота ложилась спать, а восемь молодых тянули центряк. В их числе и Штейн.

      Это происходило