Таки служба. Леонид Аркадьевич Блох

тихо шепнула им, чтобы ехали учиться в Москву или Ленинград, потому что на Украине слишком маленький лимит на прием в вузы граждан некоренных национальностей. Почему Лёва, который родился и вырос в Виннице, а также его мама и бабушка, всю жизнь там прожившие, считались некоренным населением, он понять не мог. «Дети разных народов, мы судьбою одною живем», – это про кого песня? Не про негров же американских.

      А мама сказала, что так и знала, и даже почти не заплакала.

      Поэтому, видно, и попал Лёва в учебку будущих армейских механизаторов. Чтоб было совсем смешно. Раз уже надо выполнять гражданский долг, то пусть хоть поржут люди до икоты. А чтобы совсем насмешить почтенного читателя, сообщу ему, что начали готовить Штейна к профессии машиниста башенных кранов. А? Он уже потом догадался, почему его привезли сюда. Когда увидел, что все инструктора по башенным кранам в этой харьковской учебке – тоже евреи. Тот самый сержант Милевич, нашедший Лёву на сборном пункте, сказал ему:

      – Напиши родителям, чтобы готовили деньги. После экзаменов останешься здесь вместо меня.

      – Сколько? – спросил Лёва.

      – Всего две тысячи, – ответил Олег.

      Почему-то считается, что если семья еврейская, то она богатая и зажиточная. Чуть ли не синонимы. Но Лёву и его брата растила одна мама при посильной помощи бабушки. Поэтому денег у них в доме давно не водилось, как и Лёвиного отца. Мама получала восемьдесят рублей, а бабушкина пенсия составляла еще тридцать.

      – Спасибо, Олег Израилевич, – ответил Штейн, – но такой суммы маме не найти никогда.

      – Ты что, дурак? – возмутился Милевич. – Тебя ж зашлют в тьму-таракань. Пусть в долг возьмет, у родственников.

      Лёва покачал головой, типа, таких родственников у меня нет, не в смысле богатых, а которые две тысячи дадут, и пошел на занятия. Очень хотелось есть, а до обеда было еще два часа.

      ***

      До службы в армии оставалось два года. Лёва со своими закадычными дружками пошел в очередной поход. С тремя ночевками. Они остановились в лесу на берегу быстрой речушки. Вино, взятое с собой, на удивление скоро закончилось, и пришлось идти в ближнее село за самогоном. Потому что песни у костра под гитару предполагают некоторый разогрев и исполнителя, и слушателей. Пошли Лёва с Павлом, как самые рассудительные. В те времена за производство самогона можно было даже попасть под суд. Поэтому незнакомым парням купить этот благородный напиток было непросто.

      Они постучали в калитку. Вышла бабуся. Лёва изобразил вековые страдания еврейского народа, измученного жаждой в пустыне, а Павел спрятался за забором.

      – Что, хлопчик? – спросила бабушка, подходя ближе. – Молочка хочешь?

      – Не откажусь, – ответил Лёва, краснея от собственной наглости. – А водки у вас нет, случайно? Мой друг сильно руку порезал, продезинфицировать нужно. Деньги у меня есть.

      Бабушка подошла еще ближе и неожиданно всплеснула руками:

      – Ванечка, внучек! Де ж ты був? Мы же вси очи проплакалы.

      – Я