Львы Сицилии. Сага о Флорио. Стефания Аучи

бунт прошлой ночью.

      Виктория молча смотрит на него. Она встает, выливает грязную воду за дверь. Ее темные, спокойные глаза не обвиняют. В них – боль. Сострадание. Понимание.

      – А где Иньяцио? Винченцо?

      Девочка берет тарелку, мелко режет овощи, чтобы приготовить мясной бульон, каким поят рожениц.

      – Дядя Иньяцио пошел с Винченцо погулять, чтобы не мешать здесь, пока донна Мариучча работала. – Голос у нее смягчился. – Идите к тете. Нельзя оставлять ее одну. Бедняжка, она думает, что это ее вина.

      Значит, это моя вина? Моя, ведь я даже не заметил, что ей плохо.

      Он стоит на пороге спальни и смотрит на жену с болью и сочувствием. Если бы он знал, то накануне не стал бы настаивать.

      Осторожно подходит к ней.

      – Ты могла бы сказать мне.

      В этом нет упрека, только горечь. Он чувствует себя беспомощным. В его глазах боль, чувство вины снедает его.

      – Почему ты ничего не сказала мне? – настаивает он.

      Из-под прикрытых век по щеке Джузеппины катятся слезы, следуя проторенной тропинкой. Паоло присаживается к ней на кровать.

      – Не плачь. Пожалуйста. – Он вытирает ей слезы. – Может, был бы еще сын. Видно, не судьба.

      Джузеппина лежит неподвижно, смотрит в стену. Никаких извинений, ни слова «прости», не то что Иньяцио.

      Мариучча бесшумно выскальзывает из комнаты.

* * *

      Бухта Кала пустынна. Холодно. На набережной несколько носильщиков и моряков. Ветер яростно хлещет городские стены, полощет развешанное белье, с шумом захлопывает ставни.

      – Вон тот корабль?

      Винченцо на руках у Иньяцио, обнимает за шею, указывает в море. Дядя закутал его в свой плащ, чтобы защитить от трамонтаны, холодного северного ветра. Церковь Пьедигротта закрыта, у ворот нет даже нищих. По стене замка Кастелламаре ходит часовой, придерживая шляпу.

      – Да, это баркас. На нем мы приплыли сюда, когда ты был маленьким.

      – Очень маленьким?

      – Очень. Таким маленьким, что помещался в корзине.

      Винченцо вырывается. Иньяцио опускает его на землю, мальчик подходит к каменному краю парапета, смотрит вниз, на темную воду. Верх якоря, покрытого водорослями, погружен во тьму.

      – А море очень глубокое?

      – Очень, Виченци, – отвечает Иньяцио. Он берет ребенка за руку. У Винченцо темные доверчивые глаза, волосы светлые, как у Паоло. – Глубже, чем ты можешь себе представить. Ты знаешь, что далеко за морем, отсюда не увидеть, есть другая земля?

      – Да, знаю. Там Баньяра. Мама всегда рассказывает мне о ней.

      – Нет, не Баньяра. Еще дальше, там Франция, Англия, Испания, еще дальше – Индия, Китай и Перу. Страны, куда приходят корабли, которые гораздо больше этого, они везут пряности, вроде тех, что мы с твоим отцом продаем, а еще шелка, ткани и разные товары, какие и представить себе невозможно.

      На лице у ребенка удивление. Дядя сжимает его дрожащую ручонку. Ему хотелось бы побежать, но дядя держит крепко, боится, что малыш поскользнется и упадет в воду.

      – Что такое шелк, дядя Иньяцио? – Он еще плохо