Царица иудейская. Нина Косман

египетских"». Иехуда представил себе, как он говорит: «Моисей дал мне этот кувшинчик!» Это выглядело бы несерьезно, почти по-мальчишески. То, что он называл их Светящимися, было не только знаком уважения, это еще и давало возможность не называть их по именам, слишком хорошо знакомым в его окружении. Глядя на своих бойцов, спящих на земле или в импровизированных палатках, он усмехнулся на слово «окружение». Были ли они его окружением – эти изнуренные, оборванные люди, во сне сжимающие в руках свое примитивное оружие? Его окружение. Он вспомнил детство, игры с братьями около отцовского дома. Матафии уже нет на свете. Его братья, все четверо, были среди этих спящих людей, обнимающих во сне свое оружие вместо жен. А жены… о них лучше было не думать, не вставать на скользкий путь вожделения, ибо это лишает мужчину сил, а он не может себе этого позволить в ночь перед боем. Светящиеся все-таки услышали его, потому что, хотя сами ему не явились, послали своих эмиссаров. Он услышал слабое шуршание, приглушенный голос, потом еще один, шаги, еще какой-то звук, природу которого он не мог определить, и тут они появились – две его женщины, или, точнее, две его жены: женщина и овца. Они пришли пожелать ему удачи в предстоящей битве и попрощаться, не зная, станет ли это прощание последним. Они легли по обе стороны от него, и, пока он гладил волосы одной и шерсть другой, ему казалось, что он видел это сияние далеко вдали, и оно перемещалось, или ему только так казалось, неравномерно посверкивая как бы в сонном воображении, однако он знал, что это ему не снится. Его жены тоже это знали, и пальцы Нехоры ласкали его волосы, а потом так же нежно погружались в овечью шерсть, соединяя, переплетая волосы и шерсть, словно не ощущая, где кончаются волосы, а где начинается шерсть. Наверное, он на мгновение закрыл глаза, потому что сияние вдруг настолько приблизилось, что казалось прямо висящим прямо над ним, и, несмотря на темноту, он легко узнал Соломона. «Опять обознался, – сказала тень. – Да не Соломон я. Моисей я. Тот самый, который десять казней и десять заповедей». – «Ой, прости, опять ошибся… ты тут один… вот я и подумал… надеюсь, остальные двое в порядке». – «Они в порядке, если не считать погоды. Старость, знаешь. Даже в нашем случае она сказывается». – «А я-то думал, что на этом уровне развития все это уже не имеет значения. Я так рад, что ты пришел. Я молил, молил… ждал, ждал. Мне срочно нужен твой совет». – «И ты его наверняка услышишь, – ответил пророк, светящийся над мужчиной, женщиной и овцой, но видимый только мужчине. – Честно говоря, у меня не было никакого желания сегодня сюда приходить, но те двое прислали меня, так как были обеспокоены. Собственно, мы все трое обеспокоены. Поэтому я и пришел к тебе, несмотря на свои обычные болячки и недомогания, и теперь я тебе повелеваю поднять твоих людей и уходить до начала битвы». – «О нет, этого я сделать не могу», – ответил Иехуда, бессознательно прибегнув к своей всегдашней убежденности в том, что позор трусливого бегства страшнее, чем возможность поражения. Моисей, по-видимому, читал