Канатоходец, или После постмодерна. Борис Вольфсон

звёзды и про нравственный закон.

      Пускай они пока ещё чисты,

      но формула топорщится в мозгу, −

      шуршат, шуршат опавшие листы, −

      я записать ответ на них смогу.

      Невидимка

      И поскольку я невидимка,

      то в прямых и кривых зеркалах,

      отражаясь, не отражаюсь, −

      в равной мере не при делах.

      И поскольку тугой мошною

      я похвастаться не могу,

      прохожу насквозь, как нейтрино,

      через всех, перед кем в долгу.

      И поскольку мной позабыты

      звуки, запахи, имена,

      в том, что я и тебя не помню,

      так и знай − не твоя вина.

      Слабым шорохом затихая

      на границе небытия,

      кто я − слово? Скорее − буква,

      будто выдох последний − Я.

      Или первый − иною явью

      и началом иного сна −

      буква нового алфавита,

      что не мной произнесена.

      Мой враг

      Я не прошусь из грязи и в князья:

      судьба моя мне, в общем, дорога,

      и мне даны хорошие друзья,

      но я хочу хорошего врага.

      Я знаю, жизнь опасна, как дебил,

      который, хмурясь, точит свой кинжал.

      А я хочу врага, чтоб не убил,

      но непрерывно в тонусе держал.

      Хочу, чтоб расслабляться не давал,

      тревожил наяву и в страшном сне,

      чтоб с ним себя я часто рифмовал

      и знал, что он нуждается во мне.

      И если друг обманет − не беда:

      с моим врагом мы не разлей вода!

      Правила поведения на воде

      Мы не тонем и не оседаем на дне,

      как чаинки, устав от слепого кружения.

      Мы повисли с тобой на пологой волне

      под влияньем поверхностного натяжения.

      О безумных страстях, что кипят в глубине,

      и снастях, что натянуты всюду для верности,

      ты не знаешь, и ведать бессмысленно мне

      до тех пор, пока плёнка крепка на поверхности.

      Тут важнее всего не сорваться в пике,

      лишней воли не дать ни ноге, ни руке,

      не жалеть, что стреручен судьбой и стреножен,

      быть поверхностным и не глядеть в глубину,

      не барахтаться с криком «Спасите, тону!», −

      может, так на волне удержаться и сможем!

      Молекулы

      Мы летим, в нарушенье приказа,

      по прямой, где на схеме подкова, −

      невидимки, молекулы газа –

      не имеет значенья, какого.

      Мы летим, удаляясь беспечно

      друг от друга, надеясь, что как-то

      наши чувства сумеем сберечь, но

      это трудно с потерей контакта.

      Оставаясь собой, отставая

      от себя, находя и теряя,

      мы летим в пустоте, остывая,

      брызги молекулярного рая.

      И себя сберегая от сглаза,

      не узнаем друг друга при встрече,

      невидимки, молекулы газа,

      части так и не сказанной речи.

      Малые голландцы

      Эти малые голландцы

      были