Горбун. Поль Феваль

поспешность, с которой люди опорожняли толстые кошельки и карманы. Получившие квитанцию, победно размахивали ими над головой, и уходили пьяными от счастья. Те, кому не досталось, рвали на себе волосы.

      – Мне!

      – Мне!

      – Мне!

      Пейроль с секретарями не знали, кого слушать. Началась групповая истерия. На последних клетушках паркет был испачкан кровью. Самая последняя неполная площадка под номером 942, та которая занимала всего два с половиной квадратных фута, была продана за двадцать восемь тысяч ливров, и Пейроль, с шумом захлопнув блокнот прокричал:

      – Господа, торги закончены!

      Наступила тишина. Новоиспеченные хозяева квадратов очумело взирали друг на друга, не веря своему счастью.

      – Надо освободить помещение от людей, – понизив голос, сказал Гонзаго Пейролю. Но в этот момент из вестибюля в залу вошла еще одна группа. Это были приближенные к принцу аристократы, они здесь появились, чтобы его поприветствовать. Заметив, что у Гонзаго люди, они немного растерялись.

      – Входите, входите же, господа! – обратился к вошедшим принцу. – Эти люди сейчас уйдут.

      – Смелее, не робейте! – вставил Шаверни. – Они не прочь вам уступить свое приобретение за двойную цену! Ха – ха – ха…

      – И еще продешевят! – дополнил Навай. – А – а! Привет, Ориоль!

      – Так вот оказывается, где золотое дно! – произнес Ориоль, опустив голову в приветственном поклоне перед Гонзаго. Этот Ориоль был молодой подающий большие надежды откупщик.

      Среди вновь прибывших выделялись Альберт и Таранн, – оба финансисты, прибывши из Германии в погоне за развлечениями в Париж барон Батиц, виконт де ла Фар, Монтобер, Носе, Жирон, – все великосветские повесы, все дальние родственники Неверов, или юридические поверенные в их делах. Всех их Гонзаго пригласил на семейный совет, который вскоре должен был состоятся в этой зале, тот самый совет, о котором говорил метрдотель, отдавая распоряжения мастерам.

      – Как торги? – спросил Ориоль.

      – Не ахти! – с холодком ответил Гонзаго.

      – Ты слышал? – прошептал в своем углу Кокардас, утирая с лица пот, Паспуаль сказал:

      – Он по – своему прав. Эти полоумные готовы были ему отдать все до последней нитки.

      – Не поверю, чтобы вы, господин Гонзаго могли допустить промашку в делах! – Ориоль провоцировал принца на откровенность.

      – Судите сами, я сдал последние квадраты по двадцать три тысячи ливров.

      – В год?

      – В неделю?

      Вновь прибывшие смотрели на расчерченный мелом паркет, на покупателей, на принца, видимо соображая, не разыгрывают ли их. Но лица Гонзаго и Пейроля были серьезны.

      – 23 000 ливров! – повторяли гости в крайнем изумлении.

      – С этой цифры надо было начинать, – досадовал Гонзаго. – Всего на территории дворца и сада около тысячи таких отсеков. За сегодняшнее утро я мог бы выручить, чистоганом 23 000 000 ливров. На самом же деле получилось намного меньше.

      – Но ведь это безумие!

      – Именно, – хладнокровно согласился принц. – Массовый психоз на почве