Горбун. Поль Феваль

господа! – призывал Пейроль, снимая шляпу. – Проявим уважение к мсьё принцу!

      Разгоряченная, готовая уже было вступить друг с другом в рукопашную толпа покупателей мгновенно, как по мановению волшебной палочки успокоилась. Все кандидаты в наниматели будущих контор одним движением склонили головы, а дамы шаркнули ножками в приветственном реверансе. Гонзаго чуть заметно кивнул всем рукой и обратился к своему управляющему.

      – Поторопитесь, Пейроль. Скоро эта зала мне понадобится.

      – Какие очаровашки! – произнес сквозь смех юный Шаверни, в упор лорнируя толпу.

      – Они просто прелесть! – поддержал его Навай, у которого от смеха выступили слезы.

      Пейроль приблизился к Гонзаго и, понизив голос, доложил:

      – Они созрели, доведены до белого каления, – заплатят, сколько бы с них не потребовали.

      – А почему бы не начать торги! – воскликнул Шаверни. – Вот уж, полагаю, будет забавно!

      – Помолчите! – оборвал его Пейроль. – Мы пока не за обеденным столом, чтобы валять дурака, господин шут.

      Но идея начать торги ему понравилась, и, обращаясь к Гонзаго и его свите, он спросил:

      – С какой цены будем начинать?

      – Пятьсот ливров в месяц за четыре квадратных фута! – зубоскалил Навай, полагая, что названная им цифра во много раз превосходит все разумные пределы.

      – Тысячу ливров в неделю! – поддержал шутку приятеля Шаверни.

      – Начни с полутора тысяч, – совершенно серьезно произнес Гонзаго.

      – Господа наниматели! – обратился к толпе Пейроль. – Поскольку последние свободные площади занимают лучшие во дворце места, то мы намерены их сдать внаем, по самой высокой цене. Итак – № 927 – полторы тысячи ливров.

      По толпе пронесся шепот, но в голос никто не отозвался.

      – Черт возьми, кузен, – оживился Шаверни, – сейчас я вам помогу.

      И громко выкрикнул:

      – Две тысячи ливров!

      Покупатели растерянно переглянулись.

      – Две тысячи пятьсот! – прибавил Навай, гордясь своим широким жестом.

      Ошеломленные претенденты молчали.

      – Три тысячи, – сдавленным голосом вдруг из толпы выкрикнул торговец шерстью.

      – Продано! – поспешил Пейроль.

      Гонзаго метнул в сторону своего управляющего злобный взгляд. Пейроль мыслил слишком узко, видимо опасаясь, что людская глупость небезгранична.

      – Не хрена себе! – прошептал Кокардас.

      Паспуаль, стиснув руки, застыл в напряженном внимании.

      – № 928! – продолжал управляющий.

      – Четыре тысячи ливров, – небрежно бросил Гонзаго.

      – Это слишком много! – робко пыталась возразить одна посетительница. Недавно за двадцать тысяч ливров она на улице Кенкампуа купила большую лавку, где теперь продавала лучшие в Париже подвенечные наряды.

      – Беру! – крикнул аптекарь.

      – Даю четыре тысячи пятьсот, – перебил цену аптекаря торговец скобяными товарами.

      – Пять