У нежности на поводу. Две повести и короткая быль в стихах. Юлия Добровольская

Вдвоём… Через пятнадцать дней. А, Малыш?

      Она замерла с тряпкой в руке.

      "Малыш"… Вот уж не ожидала она когда-нибудь ещё раз услышать это. Нет, она ждала, всякий раз ждала… Но почти не надеялась.

      Она повернулась к нему. Его взгляд прожёг ей зрачки.

      – Ты рада?

      Она едва кивнула головой и спрятала лицо у него на плече, чтобы он не увидел, что её глаза на мокром месте.

      – Вот и прекрасно. Я тоже рад. А тебе отпуск дадут?

      – Хоть завтра. Я из-за Кирилла тянула… И ещё из-за тебя.

      – М-м-м?

      – Ждала, когда ты уедешь… Мне как-то легче из пустого города…

      – Значит, ты всё забыла?

      – Я ничего не забыла… Я думала, тогда, зимой, ты пошутил.

      – Кто пошутил?.. Я пошутил?.. Почему пошутил?.. Зачем пошутил?.. – Он, дурачился и тянул её в комнату.

      – А ты не пожалеешь?.. Я же тебе быстро надоедаю… Тебе же всё быстро надоедает… И как мы будем спать?.. Ведь ты не умеешь спать в одной постели с…

      Но он не дал ей договорить.

      * * *

      На часах около трёх.

      Алёша то ли спит, то ли делает вид.

      Она положила голову ему на живот. Сейчас он потянется, посмотрит на часы, пролопочет что-нибудь возмущённо на тарабарском языке, сошлётся на дела и уйдёт.

      Ну и что?.. У него своя жизнь, свой дом, свой круг друзей и занятий. Замуж он ей не предлагает. Да она и не пошла бы второй раз замуж – она ещё с первым замужеством не разобралась: за четыре года им с мужем в голову не пришло заняться формальностями. К тому же, Алёша молодой, ему ещё тридцати нет, и жена у него должна быть молодой – не на семь же лет старше…

      Алёша надул живот, потом втянул. Ещё раз. Ещё.

      – Штормит. – Сказала она.

      – Это что – три часа ночи?

      – Угу.

      – Не правда! Сейчас день, потому что я хочу есть!

      – Энергетические ресурсы требуют пополнения.

      – А есть, чем их пополнить?

      – Поищем.

      – Поищем. – Сказал Алёша и заглянул под подушку. – Ничего. – Заглянул под другую. – Здесь тоже… И здесь. – Он свесил голову и пошарил под кроватью рукой. – Придётся съесть тебя. – И он укусил её за плечо.

      – Ой. – Сказала она с тем выражением, с каким произносят названия букв в кабинете окулиста.

      Они ели холодную окрошку.

      – Вкусно, но холодно. – Поёжился Алёша. – Пойдём на улицу греться.

      – А у тебя что же, никаких дел сегодня?

      – Сегодня – День Молодёжи. Может молодёжь отказаться в свой день от всяких дел?.. Мне, как-никак, ещё два года молодёжью быть.

      – Весьма неучтиво с Вашей стороны намекать даме на её немолодёжный возраст.

      – Глупости! У тебя в паспорте ошибка… И вообще, прошу, перестань об этом. – Она почувствовала в его голосе то, что называла "съёжился", и у неё заныла душа.

      Она любила его. Любила таким, каким он был: во многом непонятным, во многом непонятым ею.

      Словно чуя какую-то давнюю рану – то ли затянувшуюся, но не изжитую, то ли всё ещё кровоточащую, но тщательно скрываемую – она желала взять на себя часть его