На уроках сценарного мастерства. Том 2. Сборник

столе. Он пожал плечами.

      – А может, мне сказать, что это мое ружье?

      – Оно зарегистрировано на мое имя, – возразил он.

      – Извини, что так получилось…

      Он вернулся ко мне и положил руку на плечо.

      – Если я понадоблюсь, звони в любое время.

      Как только он вышел за дверь, в комнате сразу же появилась заплаканная Вика; она все слышала, конечно!

      – Марат прав, – она остановилась рядом с робким намерением обнять меня.

      – Что ты ему рассказала? – спросил я. – Кто тебе позволил это сделать?

      – Ты бы сам ему рассказал. Он прав – надо во всем признаться. Умоляю тебя. Это будет смягчающим обстоятельством.

      – Мне не нужны смягчающие обстоятельства. Я сделал то, что должен был сделать.

      Когда мы, пробравшись сквозь густой, покрытый пылью кустарник, оказались на площадке перед маяком и я снял с плеча ружье, он сделал еще одну попытку уговорить меня.

      Квадраты плит, подчеркнутые полосками еще зеленой травы, пробившейся к солнцу в межплитовом пространстве, напоминали шахматную доску, на которой мы с ним были единственными «фигурами».

      – И как это будет происходить? – спросил он с непритворным любопытством; близость возможной смерти отнюдь его не пугала.

      – Бросим жребий, – я полез в карман за монетой. – Кому выпадет, будет стрелять первым. Расстояние двадцать шагов.

      – Ты все продумал, я вижу.

      – Да.

      – А может, пошутили и хватит, а? – опять с готовностью обнажились его жемчужно-белые зубы. – Чудак ты, честное слово. Хочешь, я на колени перед тобой встану. Ну, виноват, прости. Думаешь, я не понимаю?

      – Нет, не понимаешь, – сказал я, испытывая желание всадить в него оба заряда из ружья, которое держал в руках, – разве дело в моем прощении.

      – Такие, как ты, не имеют права жить. То, что ты сделал, делают тысячи. И их никто не убивает. И я бы не убил. Рука не поднялась бы.

      – А на меня поднимется?

      – Не дрогнув.

      То ли что-то случилось на линии, то ли звонили из уличного автомата, оба раза не сработавшего, но настойчивые Викины попытки выяснить, кто говорит, остались без ответа. Вернувшись к столу, который я так и не покинул после ухода Марата, она опять устремила на меня умоляющий взгляд, который возбудил вдруг во мне вспышку раздражения.

      – Ты понимаешь, о чем ты меня просишь? – закричал я, получая странное удовольствие от того, как сжалось все ее тело, но nо-прежнему преданно и умоляюще смотрят глаза. – Меня же посадят, понимаешь, посадят, если я туда пойду!

      Чуть позже, когда движением головы я показал на ружье, все еще лежавшее на столе, голос мой звучал почти спокойно:

      – Напрасно ты ему сказала. Теперь и его будут таскать.

      – Он твой друг.

      – Нельзя подвергать таким испытаниям друзей, – горько усмехнулся я. – Есть опасность потерять их.

      – Он вел себя безукоризненно.

      – Предлагая мне пойти в милицию?

      – Ты же знаешь, почему он это делал.

      Впрочем, я и сам понимал, что Марат уговаривал