Дом Фауста. Михаил Дынкин

трилобита видишь ты, то крокус,

      то морду тигра, то павлиний хвост.

      «Я был последним в списке кораблей…»

      Я был последним в списке кораблей —

      смотри альтернативный (чёрный) список;

      вёз на себе мешки с мукой и рисом,

      ножи и пилы, лис и соболей.

      Что греки мне и что мне Илион —

      земля-фантом в мозгу слепого барда?

      И всё-таки я плыл туда сквозь сон

      на всех парах (в хвосте эскадры, правда).

      Мне жуток грохот водяных столбов,

      хотя, возможно, я и сам химера,

      скользящая из головы Гомера

      в иллюзион сознания Рембо.

      «Над страной лотофагов летит истребитель парфянский…»

      Над страной лотофагов летит истребитель парфянский,

      исчезая с радаров made in Поднебесная, он

      держит по ветру нос, в облаков замотавшись портянки,

      раздвигая крылами воздушную толщу времён.

      Он летит и летит в предвкушении звёздного часа,

      с человеком внутри или, может быть, это фантом…

      И навстречу ему перехватчики хеттские мчатся:

      «Смертоносная молния» и «Громовой фаэтон».

      Чёрным дымом окутаны, падают оба на землю.

      Где-то лает зенитка. Нацисты штурмуют Коринф…

      Говорю тебе, время – всего лишь обманка, лазейка;

      истребитель парфянский, кружащий над падалью гриф.

      «Там, где небо шумит ветвями, листву теряет…»

      Там, где небо шумит ветвями, листву теряет,

      где шатаемся мы, что тени, тела чужие

      подбирая по ходу действия, примеряя,

      ведь недаром их по периметру разложили.

      Может, это реинкарнация, может, это

      коллективное сновидение, всплески майи.

      Иногда мимо нас проносится поезд света,

      светофоры за озарения принимая.

      Золотые его вагоны битком набиты,

      пассажиры в сиянье окон руками машут.

      Иногда по переплетающимся орбитам

      пролетают сквозь плотный воздух цилиндры башен.

      Это значит, что где-то рядом портал Дуата.

      Человек с головой шакала кивнёт, исчезнет…

      Возвращаемся ли туда мы, идём обратно,

      только небо звенит осколками ржавых лезвий.

      «Заходи, милый друг, в теремок…»

      Заходи, милый друг, в теремок.

      Обменяйся с Хозяином снами.

      Скоротай вечерок, вечерок,

      как его коротаем мы сами

      по колено в крови и любви

      под хозяйским заботливым взглядом.

      Он берёт за постой не рубли,

      но застигнут врасплох снегопадом,

      волчьей стаей, предательством, ты

      говоришь: «Торговаться зачем мне?»

      Распускаются души-цветы

      за беседою нашей вечерней,

      за последней из наших бесед…

      Посмотри, мы уже исчезаем.

      Это вовсе не страшно, сосед.

      Это просто зевает Хозяин.

      «Оттого что мир не вполне реален…»

      Оттого что мир не вполне реален,

      правит представленье