Жажда. Темная вода. Ник Никсон

продолжаться не должно.

      – Именно об этом я и думаю каждый день – как извертеться, угодить и тем и другим, чтобы людям было, что в стакан налить.

      – А может пора перестать вертеться? И начать действовать?

      Батя подошел к Кобальту, посмотрел ему в глаза.

      – Помнится, я спросил тебя совета однажды, как поступить, и ты ответил: «Я сталкер, мое дело в поле ходить». Это ты делаешь и правда лучше других, вот и продолжай. А политику оставь мне. Потому что я думаю не только о том, что есть сегодня, но и том, что будет завтра…

      Кобальт перебил его:

      – А ты задумывался, где мы будем через год доставать лекарства, консервы, запчасти, бензин? В кольце ничего не осталось. Мы все выгребли.

      – В Кольце еще полно добра. Ищите лучше, работайте тщательней. За кольцом слишком опасно.

      Кобальт сделал два шага назад, чтобы охватить взглядом всю карту.

      – Я говорю не о выходе за кольцо, а о том, чтобы вообще уйти из Москвы.

      Батя несколько мгновений пялился на Кобальта, пытаясь понять шутит ли тот.

      – И куда мы пойдем? – усмехнулся он. – Может в Оазис? Где океан чистой воды, плодородные земли и птички поют. Ты что проповедей Агронома наслушался?

      Кобальт ткнул пальцем в карту. Батя подошел, взял со стола очки, пригляделся.

      – Ледник Безенги, самый большой на Кавказе, – пояснил сталкер. – Ему несколько тысяч лет, толщина льда две сотни метров. Верхний слой намерз темной водой, но ниже до сих пор чистая.

      Батя снял очки и разочарованно вздохнул.

      – Я все рассчитал, – Кобальт схватил чистый лист бумаги со стола, начал писать. – Сто шесть человек, по два литра в день, умножаем. Три водовозки хватит, машины достанем, знаю где. Людей погрузим на автобусы, вперед пустим бульдозер, чтобы дорогу разгребал.

      – Кобальт…

      – С находкой Фонаря нам провизии на несколько месяцев хватит, – продолжал сталкер. – Обживемся, будем выращивать овощи и пшеницу…

      Батя положил ладонь на руку сталкера. Сердце у Кобальта колотилось, на глаза упала дымка.

      – Дима, успокойся. Послушай меня.

      – Пять—шесть дней в пути. Мы доберемся. Мы сможем…, – тараторил Кобальт уже вполголоса. – Ледник не растаял. В нем есть чистая вода.

      – Это не имеет значения.

      – Почему?

      – Потому что мы никогда туда не доберемся! – Батя повысил голос. – Даже до МКАДа не доедем, а знаешь почему? Голодные броненосцы, рогатые, узкорылые, хвостатые и бог знает какие еще твари живут за кольцом. Сто человек через два часа превратятся в сто трупов, и ради чего? Далекой мечты?

      – Это не мечта…

      – Послушай, я понимаю, почему ты хочешь отправиться туда. Будь я на твоем месте, думал бы о том же. Но эти люди не готовы умирать.

      – Никто не умрет. Я не позволю.

      Батя кивнул.

      – Знаешь, кто также говорил мне? Мой старый друг Боря Котов, отец Фонаря. Офицер, настоящий профессионал. Я предупреждал его, что с такой силой не справится даже ему, но он не послушал.

      Котов