Инквизитор. Часть 6. Длань Господня. Борис Конофальский

поздно, уже стемнело. Элеонора Августа уже ушла в новую опочивальню. Да и слава Богу, всё равно она не могла принимать мужа. И муж, поев на ночь как следует, пошёл не сразу в свои покои, к жене, а пошёл к госпоже Ланге, которая не спала ещё.

      Уж если Господь и решает проверить у кого-то силу веры, так поверяет, как следует. Мало было ему горцев, мало герцога, мало оборотня, что рыскает по окрестностям и мало пустого чрева жены.

      Так послал он ещё ему и соперника. Претендента на лоно жены его, к которому сама жена была благосклоннее, чем к мужу. Когда он сидел с монахом и диктовал тому на бумагу, что надобно купить ему в городе для нового дома, пришла госпожа Ланге и зашептала ему в ухо так, что ему тепло и приятно было от её дыхания:

      – Снова она ему письмо отписала, снова жалуется на вас. Хочет, чтобы я в поместье папеньки её ехала, то письмо возлюбленному передала.

      Бригитт сказала «возлюбленному». Возлюбленному! Его едва не вывернуло наизнанку от этого слова. Специально дрянь рыжая так говорила. Волков знал, что специально. Словно уколоть она его хотела. Он даже позабыл, что диктовал монаху и что вообще делал.

      А она смотрит своими зелёными, словно июльская трава, глазами, как ни в чём не бывало. И ждёт, что он скажет. А ему нечего сказать, он не знает, что делать. И тогда Бригитт прошептала:

      – Господин, пока не убьёте вы его, так и не прекратится это.

      – Что? – растерянно спросил он.

      – Убить его надо, иначе так и будет она его поминать, – прошептала госпожа Ланге. – И отдаваться ему, как только случай представится, как только вы отвернётесь.

      «Возлюбленный», «отдаваться ему» – самые мерзкие слова для него выбирает. Да, она взбесить его надумала, не иначе.

      И сморит на Волкова своими красивыми глазами, как будто не о смерти человека говорит, а о каплуне, что в суп разделать собираются. И лицо её красивое с веснушками спокойно, и локоны красные из-под чепца выбиваются. И весь её вид, как у ангела, говорит о чистоте и спокойствии.

      – И как же мне его убить? Вызвать его на поединок? – наконец спрашивает он у Бригитт тихо.

      – К чему глупости такие, – продолжила Бригитт, и тон её такой, что она уже, кажется, всё придумала, – скажу я ему, что вы опять войну затеваете, и что Элеонора Августа будет его ждать в поместье.

      Волков молча продолжал её слушать.

      – А вы его на дороге с верными людьми встретите да убьёте, вот и дело с концом. Места у нас тут страшные, глухие, говорят, зверь сатанинский лютует, кто его хватится? Да никто, – говорила Бригитт всё так же близко от уха его.

      – Неужто поверит он? – сомневается Волков.

      – А чему он не поверит? Тому, что вы войну затеваете? Так о вас только и говорят, что вы без войны жить не можете. Или тому, что она его ждёт, глаза проплакала? Так он об этом из её письма узнает, – она показала бумагу. – Вот тут всё написано. А всё остальное я ему наговорю, в моих словах он не усомнится, уж поверьте.

      Он снова смотрит в лицо её. Нет, ничего ужасного нет, чистый ангел. Красивая женщина. И подвоха он в её словах