Инквизитор. Часть 6. Длань Господня. Борис Конофальский

посмотрел на него исподлобья и спросил:

      – Так ты, наверное, тоже поучаствовал?

      – Чего? – сразу насторожился Фриц Ламме.

      – «Чего», – передразнил его Волков, – лез, говорю, к чужим да пьяным бабам под подол?

      – Чего? Кто? Я? – искренне удивлялся Сыч.

      – Не ври мне, по морде вижу. Знаю тебя, подлеца, не дай Бог, мне на тебя пожалуются, – Волков показал ему кулак.

      – Да не пожалуются, экселенц, не пожалуются, – заверил Сыч.

      – Дрались люди?

      – Дрались, дрались, – кивал Фриц Ламме и рад был, что сменилась тема. – Как же с такого пьяну не драться. Но без лютости, хотя солдаты за ножи и хватались – никого не убили. Зубы там, морды в кровище – по мелочи, в общем. Последнего били сегодня утром.

      – Утром? За что? – удивился Волков. Вроде, праздник уже кончился.

      – Так то пастух наш был. Привёл стадо ещё вчера, а коровы одной нет. А хозяева пьяны были, про неё и не вспомнили, и не спросили. Утром только спохватились. Побежали к пастуху, а он и говорит, что она в овраг упала. Кусты жрала и скатилась. А он, подлец, тоже пьяный был, хотел народ позвать – вытащить её, да спьяну забыл. Утром мужики побежали её вытаскивать, а её нет уже.

      – Нет? Выбралась, что ли? – спросил Увалень, заинтересовавшийся историей с пастухом.

      – Какой там, волки её пожрали, размотали по всему оврагу, копыта, рога да шкура лишь остались, вот пастуха за то и били всем миром, говорят, что господин за дарёную корову спросит.

      Вот и ещё одно дело, Волков снова стал тереть глаза и лицо ладонью. Как будто сон прогнать хотел. Волк. А он про него совсем забыл. Волк, будь он неладен.

      – Максимилиан, Увалень, коней седлайте, Сыч, ты тоже с нами поедешь, пошлите кого-нибудь к Бертье, пусть возьмёт собак, едет на место и посмотрит, что там за волки корову съели.

      – Экселенц, – Сыч приложил руку к сердцу, сделал жалостливое лицо, – честное слово, я вот…

      – Ты поедешь, – не дал договорить ему Волков, – только помоешься сначала.

      Ганс Волинг, хоть и неплохим, кажется, был кузнецом, но не таким, как тот, что делал доспех. До того мастера ему было далеко. Дыру он в шлеме заделал, железо вытянул хорошо, но место, где была дыра, осталось заметно. Железо там другое, а уже от роскошного узора, что лежал на всё остальном шлеме в том месте и следа не осталось. Кузнец стоял и ждал, что скажет кавалер, видно было, что волновался.

      Волков ничего ему говорить не стал. Огорчать не хотелось, хвалить было не за что. Сунул шлем Увальню, тот положил его в мешок на седле.

      – Монах к тебе не заходил? – спросил у кузнеца кавалер.

      – Заходил, – кивал тот, – заходил два дня как. Просо брал, муку, масла немного взял.

      – Два дня? – переспросил Сыч. Был он мрачен немного, видно, ещё пиво, что он пил два дня, в нём своё не отгуляло. – Ничего не говорил? Может, ещё что хотел, кроме еды?

      – Хотел, хотел, – кивал кузнец, – новый замо́к. Я ему клетку делал железную с замком, так этот замок забился. То ли ржой, то ли грязью. Я обещал глянуть или новый сделать.

      – А