Качели. Геннадий Николаевич Седов

недели.

      – Тебе нельзя быть легкомысленной, отнесись, пожалуйста, к этому серьёзно. Необходим строгий режим. Прежде всего, питание, витамины. Погоди! – тётя бросилась к книжному стеллажу, принялась шарить по полкам, перебирать корешки книг. – Где-то у меня была… – бормотала, – медицинская энциклопедия…

      – Тётя, оставьте! – звала Ксения.

      – Минутку…

      Сыпались на пол книги, энциклопедии не находилось.

      – Куда я её могла подевать, не понимаю?

      – Вернитесь, ничего пока не ясно, – звала Ксения.

      – Потерпи минутку. Я же хорошо помню, держала её недавно в руках…

      Книги валились пачками. С любовью и жалостью смотрела Ксения на горбатенькую тётину спину, на вылезший из-под пластмассовой заколки рыжий вихор на затылке, на сухие искривлённые ноги в шлёпанцах.

      «Может, поплывём вместе? – подумала. – Отличный же вариант. И второй билет не пропадет»…

      – Тётя, знаете, что я решила? – она чувствовала радостное облегчение. – Вы едете со мной. И все проблемы!

      – Маразм крепчал…

      Тётя перешагнула россыпь книг.

      – Хочешь посмеяться? Сейчас вспомнила. Медицинскую энциклопедию я оставила на Камчатке. Подарила жене юрисконсульта, соседке по квартире. Она собиралась рожать…

      Ксению душил смех.

      – Как тебе это нравится? – подхихикивала тётя.

      Светлело на душе.

      – Едем вместе, да?

      – По Волге я с тобой не поплыву, – тётя сморкалась в платок.

      – Почему? Что вам мешает? Неотложные дела?

      – Да какие дела… – тётя присела напротив, моргала по-совиному. – Понимаешь, детка… Мы ведь с тобой откровенны друг с другом. Я привыкла к одиночеству.

      – Что с того?

      – Не перебивай. Это, понимаешь, как болезнь… Я ведь почти сорок лет одна… Сорок лет, представляешь? Живу со своими привычками. Обедаю в девять вечера, спать ложусь в четыре утра. Ночью мне хочется прибраться в квартире, я встаю и мою полы. Я отвыкла от людей. Стыдно признаться, но они меня утомляют, даже родные. Ты знаешь, как я любила твою маму, дорогую мою сестру… пусть земля ей будет пухом, – тётя промокнула рукавом повлажневшие глаза. – Мы постоянно переписывались, звонили друг дружке, я помогала ей чем могла. Ближе у меня не было в жизни человека! Помнишь, когда у неё обнаружили эту страшную болезнь? Я тут же взяла на работе отпуск за два года и полетела в Мурманск. Чтобы ухаживать за Манечкой, поддержать её морально…

      Тётя умолкла, смотрела испытующе.

      – Хочешь знать, на сколько времени меня хватило? На одну неделю! Дело было не только во мне, себя бы я сумела побороть. Но я раздражала Маню. Абсолютно всем. Разговорами, обедами, своим присутствием. Веришь, когда я заходила к ней в спальню, она тут же закрывала глаза, делала вид, что спит… Боже мой, боже мой! – тётя раскачивалась на стуле, слезы обильно текли по её щекам. – Как я проклинала себя за бессердечие! За эгоизм! Я ведь мечтала поскорее уехать, представляешь? Бросить Маню и вернуться домой. Видела, что она тоже этого хочет, что ещё немного,