Шах и мат. Марк Максим

работ была перепугана насмерть. Глядя выцветшими, когда-то голубыми глазами, она шептала прерывисто:

      – Мистер Хэллтон был час назад дома. Я не знаю, может быть, он пошел прогуляться?

      Раздался смех, от которого у миссис Вилькинс холодок прошел по спине.

      – Имеет он время гулять… Кто у него бывал?

      Миссис Вилькинс этого не знала. Мистер Хэллтон был такой хороший квартирант, ни разу не было с ним споров. И квартирную плату он тоже вносит аккуратно.

      – Придержите язык, вы, старая болтунья, – грубо сказал один из посетителей.

      Он добавил, потрясая перед носом миссис Вилькинс револьвером:

      – И, если вы будете болтать о нашем визите, понимаете? Молчать, как удавленная…

      Миссис Вилькинс тряслась, как древесный лист в Центральном парке осенним вечером. Она тряслась и в то время, когда пришедшие производили тщательный обыск, и в тот момент, когда они перед уходом снова пригрозили ей револьвером и еще час или два после их ухода. Миссис Вилькинс в бессилии опустилась на старое изодранное кресло в комнате своего квартиранта, и внучка отпаивала ее валериановыми каплями. Отдышавшись, миссис Вилькинс сказала:

      – И все-таки он хороший человек. Я не знаю, что он сделал и чего они от него хотят, эти люди с револьверами, совершенно не умеющие обращаться со старыми миссис. Но он хороший человек. Мэри, слышишь?

      – Слышу, бабушка, – сказала Мэри.

      Она тоже была испугана.

      – И кроме того, нам надо искать нового квартиранта. Мистер Хэллтон уже не вернется. Слышишь, Мэри?

      – Слышу, бабушка, – снова сказала Мэри.

      Что касается до испугавших миссис Вилькинс людей, то они, выйдя из дома, разразились такими проклятиями, что даже в горле у одного из них пересохло.

      – Надо сообщить Х 2, – сказал наконец один из них.

      Он вынул из кармана моток проволоки, подбросил его вверх к линии телефонной сети, включил в течение полминуты, взял в руку небольшую трубку и сказал:

      – Дайте 24–567–74–в.

      Мисс телефонной станции соединила. И грубый голос, охрипший от ругательств, сказал мистеру Вуду, секретарю, подоспевшему к телефону в дворце Хорлэй:

      – Хорлэй здесь?

      – Да.

      – Позовите его.

      – Кто спрашивает?

      – Н. Р.13.

      – Сейчас.

      – Алло. Слушаю.

      – Хорлэй?

      – Да.

      – Птички улетели.

      Хорлэй издал подавленное восклицание. Затем спросил:

      – Когда?

      Еще одно подавленное восклицание. Затем:

      – Примите меры! Немедленно сообщите полиции. Разошлите агентов в порт, на все вокзалы. Сейчас же, понимаете?

      – Да.

      Хорлэй с досадой бросил трубку.

      Говорившие сняли проволоку, спрятали трубку и пошли за угол, где из ждал автомобиль. Один сказал, садясь рядом с шофером:

      – Гони к начальнику. Дик. Птички улетели.

      Дик выругался и дернул ручку. Автомобиль ринулся и помчался по улице…

      Когда он скрылся в отдалении, из углубления в воротах медленно вышел Хэллтон, за ним Кэлли, стряхивая с рабочих штанов