Плач по Александру. Геннадий Николаевич Седов

не мог. Объяснение лежит в древнем обычае адыгов, согласно которому княжеские дети воспитывались не дома, а отдавались до совершеннолетия на воспитание в семьи приближенных дворян. Необъяснимая, жестокая, по нынешним понятиям, традиция диктовалась условиями жизни тогдашних горцев. Не чувствовавшие себя уверенно во враждебном окружении князья своеобразным этим актом кровного родства привязывали к себе непокорных вассалов, давая, в свою очередь, последним гарантию на заступничество и помощь в трудную минуту. Сделка была оправданной и выгодной обеим сторонам.

      Меньше всего, впрочем, думал о подобных вещах опоясанный дорогим оружием худощавый подросток в новенькой черкеске, ехавший в окружении свиты впереди каравана из телег и арб по петлявшей среди холмов каменистой дороге.

      Джигитовали рядом нукеры, шутили, смеялись. Время от времени кто-нибудь вырвавшись вперед вскидывал ружье, стрелял в воздух – гулкое эхо неслось по ущелью заглушая шум речного потока внизу.

      Царившее вокруг веселье подростка не занимало, был он сосредоточен, молчалив, глядел понуро вдаль. Все последние дни, наблюдая за суетой в доме воспитателя, сборами в дорогу, выбором подарков для княжеской семьи чувствовал смятение и тоску. «Почему все так радуются моему отъезду? – думал неотступно. – Добрая улыбчивая Фатима-ханум, которую почитаю за родную мать? Справедливый аталык? Слуги в доме? Даже рабы!»

      Сдерживался с трудом, кусал губы, слушая разговоры, которые затевал в его присутствии воспитатель. О том, что сдержал, хвала Аллаху, верный уздень Ильяс клятву властителю Кабарды. Воспитал отважного сокола, не стыдно вернуть в родное гнездо.

      – Ты стал настоящим джигитом, Девлет!

      «Пустые слова, – думал он с горечью, – с рук торопятся сбыть. Как ненужную вещь».

      Хотелось спросить напрямик: «Зачем вы меня туда везете, Ильяс? Я же совсем не знаю этих людей!»

      – … Князь, гляди! – послышалось у него за спиной.

      Подскакавший на караковой кобыле воспитатель показывал камчой на лепившиеся уступами по склону зеленого холма сакли большого аула:

      – Кашкатау, князь…

      – Едут!

      Влетевший в ворота княжеской усадьбы верхоконный нукер резко осадил коня.

      – Расступитесь!.. Дорогу освободите!.. Где музыканты?.. – послышалось в заполнившей двор толпе.

      Часть собравшихся устремилась к выходу – встретить по дороге гостей, остальные выстраивались полукругом вдоль плетня.

      На крыльце показалась фигура князя в окружении узденей. Грянули враз барабаны, запели дутары и флейты, заглушаемые беспорядочной стрельбой из ружей и пистолетов. Пороховой едкий дым потянулся вглубь ущелья.

      Со стороны замка хорошо было видна серая змейка дороги, по которой двигался праздничный караван: несколько запряженных волами, разукрашенных коврами телег и арб, всадники в нарядных одеждах, пешие воины с флажками и разноцветными лентами на пиках.

      На окраине аула группа всадников поскакала обогнав скрипучие