Космический десант (сборник). Кир Булычев

это по-старому тюрьма. Находится она в подвалах под гостиным двором, где раньше склады были. Там особо недовольные отдыхают.

      – Ты хочешь сказать, что профессор Лев Христофорович Минц, лауреат двадцати премий, профессор тридцати университетов, находится в подвалах инквизиции?

      – Ну, не то чтобы инквизиции, – смутился Грубин. – Но в подвалах…

      – Срочно едем в область! Это не должно продолжаться.

      – До области ты не доедешь, – ответил Грубин. – Некоторые пытались. В область специальное разрешение нужно. Его лично Пилипенко подписывает. Только проверенные оптимисты туда попадают. Так что в области о Великом Гусляре самое лучшее представление.

      – Но ведь кто-то приезжает!

      – Если приезжает, то на витрины с картонной лососиной смотрят, а потом в предгорском буфете обедают. Ясно?

      – Минца надо освободить!

      – Надо. Но не знаю как.

      – Может, прессу поднять?

      – Малюжкина? Ты сам видел. Его голове нужна ясность. А ясность он получает сверху.

      – Ну что ж, – сказал Удалов, – тогда пошли в подвал.

      – Подвалы заперты, там дружинники.

      – Саша, ведь недаром я столько лет ремонтами занимаюсь. Неужели мне подземные ходы в этом городе неизвестны?

      – А есть ход?

      – Должен быть. По крайней мере, в моем мире есть и даже расчищен археологами. Его воры в пятнадцатом веке прокопали – тюки из гостиного двора выносили.

      Когда они с Грубиным вышли во двор, Удалов вдруг услышал:

      – Корнелий, ты куда? Ты почему домой не идешь?

      Голос был женский, жалобный.

      Удалов поднял голову. В окне его квартиры стояла молодая жена Римма, неглиже, лицо опухло от слез.

      – Я раскаиваюсь! – крикнула она. – Это была минутная слабость. Он старался меня безуспешно соблазнить. Вернись, Корнелий. И не верь клевете Грубина. Он тебе завидует! Вернись в мои страстные объятия!

      – Не по адресу обращаетесь, гражданка, – ехидно ответил Удалов.

      А Грубин добавил:

      – Чего на тебя клеветать? На тебя клевещи не клевещи – пробы ставить некуда.

      И молодая жена Римма плюнула им вслед.

      По бывшей Яблоневой, а ныне Прогрессивной улице, мимо лозунга на столбах: «Пупыкин сказал – народ сделает!», мимо дома-музея В. П. Пупыкина друзья спустились к реке в том месте, где к обрыву примыкают реставрационные мастерские. В удаловском мире эти мастерские кипят жизнью и деятельностью. В этом они стояли пустынные, ворота прикрыты, всюду грязь.

      Удалов уверенно прошел за сарай, там отодвинул гнилую доску, и перед ними обнаружился вход в подземелье, кое-как укрепленный седыми бревнами. Грубин достал заготовленный дома фонарик.

      Идти пришлось долго, порой Удалов останавливался, заглядывал в боковые ответвления, выкопанные то ли кладоискателями, то ли разбойниками, но ни разу дороги не потерял. Ход окончился возле окованной железными полосами двери.

      – Здесь, – сказал Удалов. – Теперь полная тишина!

      И