Космический десант (сборник). Кир Булычев

И дал газ. Мотоцикл, как норовистый конь, выскочил на улицу.

      С Пилипенко говорить невозможно: мотоцикл ревет, Пилипенко матерится, люди шарахаются с улицы.

      В пять минут долетели до Гордома, Пилипенко затормозил так, что Удалов вылетел головой вперед из коляски, и его подхватил какой-то незнакомый молодой человек.

      – Эх, Корнелий Иванович! – сказал он укоризненно, помогая Удалову подняться. – Ждут вас, серчают. – И он буквально поволок Удалова наверх по знакомой лестнице, к кабинету предгора.

      Удалов старался на ходу завязать галстук.

      В приемной было тесновато – три стола, за ними три секретарши. Все молодые, яркие, наглые, наманикюренные, перманентные, все похожи на Римму.

      А у двери, обитой натуральной кожей, по обе стороны стояли два молодых спортсмена в серых костюмах, как часовые джинны из восточной сказки, но с красными повязками дружинников на рукавах.

      Молодой человек подтолкнул Удалова.

      Один из спортсменов быстро подтянул его к себе, второй провел ручищами по бокам.

      – Ты чего? – удивился Удалов.

      А спортсмены даже не стали отвечать, правда, может, и не умели. Молодой человек раскрыл дверь, и спортсмены втолкнули Удалова внутрь кабинета. Там сразу наступила тишина.

      Знакомо, буквой Т, стояли полированные столы. За главным столом, на месте Белосельского, сидел Пупыкин.

      Именно Пупыкин, никто другой.

      Оттого, что он сидел, он казался крупнее, даже выше ростом. Но Удалову настоящий рост Пупыкина был известен.

      Пупыкин здешний от нашего Пупыкина отличался разительно.

      И не только потому, что отрастил усы и еще более облысел, и не только потому, что одет был в строгий черный костюм с красным галстуком, но взгляд – боже мой, у него же другой взгляд! Разве такой человек смог бы участвовать в утренних забегах и пресмыкаться перед Удаловым? Разве такой Пупыкин мог бы таиться на краю общественности, измазанный зеленкой, и ратовать за сохранение часовни Филиппа? Взгляд у Пупыкина был тигриный, тяжелый, из-под сведенных бровей.

      Другой Пупыкин, куда добрее, с лукавой усмешкой, глядел на Удалова с большой картины, что висела на стене, за живым Пупыкиным. На картине он принимал букет роз от девчушки, в которой Удалов сразу узнал младшую дочку Пупыкина. На заднем плане толпились рукоплещущие зрители, среди них, как ни странно, и сам Удалов.

      Тяжелым взглядом Пупыкин уперся в Удалова.

      И все люди, что сидели за ножкой буквы Т, тоже уперлись в Удалова тяжелыми взглядами.

      Встречаясь с этими взглядами, Удалов узнавал их обладателей, но порой с трудом.

      Вот смотрит на него главстрой Слабенко. Ох и тяжел этот взгляд! Вот уставился, наглец какой, архитектор Оболенский. Забыл уже, как из окна выпадал? А это взгляд редактора Малюжкина. Тоже не без тяжести. Неужели и Малюжкин, радетель за гласность, так переменился? Вот смотрит Финифлюкина, директорша музея, – куда делась приветливость во взоре? А старик Ложкин…

      Удалов не успел рассмотреть остальных, как Пупыкин открыл рот, медленно открыл, с