Равная солнцу. Анита Амирезвани

обвинений. В своей мироозаряющей милости шах не казнил обвинителя, но на такое его решение могло повлиять обстоятельство, что у того человека были могущественные союзники, которых шах не пожелал оскорбить. Лишь Богу ведомо точное состояние дела.

      Почему, о почему летописец не упомянул имени того придворного? Каково было его положение, если даже шах его не наказал?

      Я решил рискнуть и спросить Эбтина. Поманил его, и он приблизился с недовольным вздохом.

      – Видишь это описание?

      Он вгляделся и поднял глаза. Я никогда не видел, чтоб человек читал так быстро.

      – Ну и что из того?

      – Как имя придворного?

      – Откуда мне знать?

      – Бога ради, ты же историк!

      – Если оно не записано, это значит, нам неизвестно. Где взять время бегать и выяснять подробности о второразрядном чиновнике? Потом всем будет наплевать на этого Мохаммада Амира.

      Я встал так резко, что толкнул столик и лист рукописи скользнул на пол.

      – Мне не наплевать!

      Историк нагнулся подобрать страницу и, выпрямляясь, наступил на край длинного халата.

      – Да ты его помял, ишак! Говорил я тебе, аккуратнее!

      – Так же, как ты с подробностями?

      Он обругал меня, и я ушел, с изумлением видя, что концы пальцев у меня окрашены красным, словно я окунул их в кровь моего отца.

      Исмаил написал Пери, что получил ее письмо и что незамедлительно отбудет из Кахкахи для восстановления своего полноправного положения в столице. Когда он впервые услышал о смерти отца и Хайдара, то приказал запереть дверь крепостной тюрьмы, уверенный, что это обман, и ждал, пока перед воротами крепости не собралась преданная ему знать. Когда они подтвердили это известие, он разрешил отпереть двери. Он писал, что жаждет увидеть сестру после многолетнего отсутствия и что благодарит Пери за поддержку. Письмо было подписано: «Твой любящий брат».

      Пери была тронута этим ласковым приветствием.

      – Он кажется тем же львом, которого я помню! – сказала она, и глаза ее налились слезами облегчения.

      Но это было все, что мы получили от Исмаила за много дней, пока Султанам не сообщила нам, что он решил задержаться в Кахкахе, дабы знать могла нанести ему визиты. Когда он опять не появился, мы выяснили, что он заехал в Ардебиль, на родину своих предков, посетить их гробницы и задержался дольше, чем рассчитывал, не давая знать, когда же наконец приедет.

      У Пери не оставалось выбора: она взвалила на себя всю ответственность за управление дворцом. По ее приказу кухни были вновь открыты, и обитатели дворца благодарно наполняли свои желудки. Дворцовая лечебница возобновила прием, больные получали утешение от священнослужителей, а мертвых погребали по обычаю. Таккалу уехали из города навстречу Исмаилу, и убийства в городе прекратились.

      Несмотря на то что дворец снова ожил, нам не было покоя, потому что он кишел сплетнями. Мать Хайдара, Султан-заде, разъяренная убийством единственного сына, всеми силами