Равная солнцу. Анита Амирезвани

свои дары, так что было уже поздно, когда астролябию приняли и занесли в списки, и я поехал обратно с пустыми руками.

      Пятнадцать дней спустя звездочеты наконец определили, что расположение светил благоприятно, и Исмаил назначил на следующее утро отбытие в Казвин. У нас появилось множество забот. Я собрался к Пери после полуденной трапезы, чтоб помочь расписать план его встречи, и был удивлен, когда меня провели в одну из ее собственных комнат рядом со спальней.

      Я ожидал чего-то похожего на ее строгие приемные и рабочие залы, но тут были ковры цвета персика, огромные бархатные подушки, а вся стена была расписана фреской, где легендарная Ширин купается в реке и высокие груди ее словно гранаты; Ширин входила в воду так томно, что мне казалось, она зовет меня на свои белоснежные бедра, и я отвернулся в смятении.

      Раздался смех Пери, громкий, искренний и такой редкий, что казался незнакомым. Она крикнула:

      – Иди сюда, Джавахир! Мне нужна твоя помощь в важном государственном деле.

      Они с Марьям сидели на одной подушке, а любимая придворная Пери, Азар-хатун, рылась в сундуке.

      Азар вытащила из сундука ярко-алое платье и подняла его, чтоб нам было видно, а ее прелестное лицо замерло от удовольствия.

      – Одно из моих любимых, – сказала Пери, дотрагиваясь до плотного шелка.

      На нем был выткан молодой вельможа в цветущем саду: на его руке сидел сокол. Перья сокола повторяли в рисунке складки тюрбана юноши, создавая чудесное единство между птицей и человеком. Такая любовь была бы счастьем любому из людей.

      – В самый раз для шаха! – воскликнула Марьям.

      – Да, но слишком яркое для первой встречи с моим братом, – отвечала Пери. – Ведь я еще в трауре.

      Азар вытянула другое облачение, с повторяющимся узором из оранжевых маков и нежных голубок. Нити, крученные с золотом, наполняли платье сиянием, когда на него падал солнечный свет.

      – Ба-а, ба-а, вот это прекрасно, – сказала Марьям, и ее медового цвета глаза сверкнули.

      Марьям была одной из десятков хорошеньких деревенских девочек, взятых во дворец служить шаху Тахмасбу, но становившихся прислужницами знатных дам, если он не высказывал желания разделить с ними ложе. Семье, наверное, доставалась взамен коза или немного денег.

      Пери взяла у Азар платье и приложила его к Марьям, растянув широкие рукава по ее рукам. Золотые волосы Марьям рассыпались по золоту платья и будто слились с ним в одно.

      – Голубка с хорошеньким личиком напоминает о тебе, – поддразнила ее Пери. – Можешь забрать его себе.

      Глаза Марьям расширились от недоверия. Ее повседневная одежда была милой, но ничто не могло сравниться с прелестью одежды шахской дочери. Она прижала платье к груди и погладила рукав кончиками пальцев.

      – Мягче кожи… – сказала она, и Пери улыбнулась.

      – Мне нужно самое темное платье, – велела Пери Азар, которая послушно запустила обе руки в сундук, хотя ее рот выгнулся обидой.

      Через