Равная солнцу. Анита Амирезвани

но не вывешена для просушки, чеснок и лук накрошены и рассыпаны по столу. Глаза мои защипало.

      Шагая по поварне, я чувствовал что-то странное, чему не находил имени. Когда я проходил мимо печи для хлебов, эхо моих шагов отдалось в ней глуше, чем вокруг. Вернувшись, я отодвинул заслонку. Внутри было полно остывших углей и пепла, но в дальнем углу я приметил краешек ярко-синего шелкового халата. Перебирая, кто же носит такую одежду, я наконец вспомнил: ведь это один из лекарей, которого наверняка приводили в гарем во время последней болезни шаха.

      – Врач Амин-хан Халаки, твой халат видно, – шепнул я.

      Подол исчез, будто мышиный хвост в норе.

      – Ты кто?

      – Джавахир-ага, слуга Перихан-ханум.

      – Мне можно выйти?

      – Нет, если хочешь жить.

      – Ну тогда брось мне хоть чуточку еды…

      Подобрав несколько огурцов и гроздь винограда, я сунул их в печь и пожелал ему удачи. Затем отправился к дверям бируни и приветствовал Зэв-агу, чей лоб вечно бороздили морщины тревоги.

      – Какие новости? – спросил я.

      – Пока ник-к-каких, – пробормотал он, и уцелевшие зубы его стучали от страха. Отворив дверь, он впустил меня внутрь.

      Я быстро дошел до Зала сорока колонн и заглянул туда, но там было пусто. Продолжая путь, я добрался до самой северной стены дворца, когда меня встревожили тяжкие глухие удары. Мне померещилось, что несколько воинов притащили пушку и бьют ею в деревянные створки ворот, стонавших, будто под пыткой.

      – Хайдар-шах, отвори нам, впусти нас! – кричали снаружи. – Мы твои друзья!

      Пренебрегая обычными дворцовыми приличиями, я помчался по двору через все проходы к гарему, обливаясь потом. Добежав до огромного платана, я ощутил, что земля содрогнулась, словно при землетрясении, но тут же понял – это лошадиные копыта. Резко остановившись, я вдруг почувствовал себя словно муравей, зажатый между большим и указательным пальцем человека.

      Мое сердце заколотилось быстрее, когда деревянная дверь из гарема на Выгул шахских скакунов заскрипела, отворяясь. Воины хлынули в сад, обнажая клинки, выкрикивая имя Исмаила, топча розовые кусты и разметая дорожки. Небывалое прежде зрелище мужчин в женской половине, оскверненной армией, потрясло меня до глубины души.

      Шамхал подъехал ко мне на своем боевом арабском вороном жеребце и натянул поводья.

      – Где Хайдар? – крикнул он.

      – Скорее всего, в материнских покоях. Вон тот дом, перед которым два кипариса. – Я показал.

      Шамхал скомандовал воинам идти к воротам бируни и задержать сторонников Хайдара, если те попытаются ворваться в гарем. Затем пришпорил коня и помчался к дому Султан-заде. Один из его старших, Колафа-румлу, чей дорогой шлем украшала насечка в виде стихов Корана, что показывало его высокое положение, заметил что-то невдалеке и рявкнул:

      – Кто там?

      Я разглядел трех женщин в чадорах, чьи лица были скрыты пичехами, прячущихся среди высоких цветущих кустов. Самая высокая из них была обута в розовые шелковые туфли.

      – Успокойся, мы просто вышли купить хлеба, – дрожащим голосом объяснила одна из них. – Поварня