Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37. Татьяна Соломатина

в тоне Ельского звучали перманентная подозрительность неонатолога к акушерам-гинекологам вместе со всегдашней лёгкой ноткой оттенка «я так и знал!».

      – Не заноси руку для удара, Володя. У нас и так вся спина ножами потыкана, – парировала Мальцева. – У дамы муж работает вахтами. Она вчера вечером к нему домой на свиданку рванула несанкционированно. Любовь…

      – Это тот муж, который поставил фингал под глазом?

      – Он.

      – И после того, как вы прокапали ей токолитики, она с ним любовью занималась?

      – Я думала, ты спросишь: «И после того, как он поставил ей фингал под глазом, она с ним любовью занималась?»

      – Таня, я взрослый мальчик. Для большей части женского населения этой страны фингал – стигма неземной любви. Из-за чего такая гипотрофия?

      – Мадам курила, как паровоз. По две пачки в день. А в тумбочке у неё стояла бутылка водки – она на ночь принимала по стопарю. Чтобы расслабиться. Это ещё помимо отягощенного акушерско-гинекологического анамнеза, – ответила неонатологу Мальцева.

      – Она что, врач? – сумеречно проскрипел Ельский, что в его исполнении означало заливистый хохот.

      – Переводчик с французского.

      Владимир Сергеевич присвистнул.

      – Не свисти! Денег не будет! – строго осадил Святогорский.

      – Новорождённого забираю в реанимацию.

      – Показания? – спросила Мальцева.

      – Статью с французского надо перевести.

      – Всё, я закончил! Становитесь, Татьяна Георгиевна!

      Панин с треском стянул перчатки, швырнул в таз и вышел из операционной. Вслед за ним ушёл и Ельский, унеся с собой младенца. Обычно он посылал за новорождёнными детских медсестёр – конечно же, в тех случаях, когда не было необходимости в неотложных реанимационных мероприятиях. В данном конкретном случае такой необходимости не было. Тот факт, что Владимир Сергеевич самолично обработал, запеленал и транспортировал новоявленного мальчонку, безапелляционно свидетельствовал: сегодня дежурной детской медсестрой была его молодая жёнушка под очередным порядковым номером. И она, вероятно, уже погрузилась в глубокий сон в кабинете мужа. И значит, сегодня Ельский всю ночь пробдит у боксов и даже гигиеной младенцев будет заниматься самостоятельно. Какая честь – без пяти минут доктор наук попу моет и памперсы меняет. Впрочем, у людей память коротка, а у едва появившихся на свет людей её и вовсе нет. Какие уж тут перинатальные матрицы, если выросшее дитя госпожи Касаткиной даже под ЛСД не вспомнит, что высокомерный себялюбец и надменный гордец Владимир Сергеевич Ельский ему задницу надраивал.

      Некоторое время работали в полной тишине.

      – Александр Вячеславович, становитесь на моё место, шейте мышцы, – скомандовала Мальцева, ушив брюшину.

      – Я и на своём могу.

      – Вы что, амбидекстр?

      – Что-то вроде того. Я – левша, владеющий правой рукой. Вы разве не заметили, Татьяна Георгиевна?

      – Я! Я заметил! – поспешно выступил Аркадий Петрович, не давая возможности своей старой подруге