Сотканные из тьмы. Максим Александрович Городничев

вздрогнул, когда перед ним опустилась на стол большая бутылка вина.

      – За мой счет.

      Девушка подмигнула, удалилась раньше, чем Ришон успел сказать «спасибо». Он повертел в руках бутылку, пальцы чувствуют приятный холод, словно только что из очень глубокого подвала.

      – Эй, – буркнул бородач напротив, – не знаешь, что с ней делать?

      Мужик, одетый в куртку из старой потертой кожи, наблюдал за ним с хмурым интересом. Монах ответил вежливо:

      – Вряд ли справлюсь в одиночку. Но буду рад, если поможете.

      Бородач улыбнулся, разом подобрев. Ухмыляясь во все два зуба, к ним придвинулся дед с пустым стаканом. Он был совсем старый, лицо изрезано глубокими морщинами, рот собран в жемок.

      – Я Соловей, – сказал бородач. – А это Глина. Все его так зовут, потому что своего имени он не помнит. Но пьет, дай Боже нам всем, глотка луженая.

      – Ришон, – представился монах.

      Соловей посмотрел на него поверх наполненной до краев кружки.

      – Из Стратхольма прибыл? Сразу видно, выправка… не местная.

      – Да, путешествую…

      Соловей осклабился:

      – Я так и понял, экскурсия по деревням, смотришь, скоро ли нас снегом занесет? Да я не выясняю, здесь полно таких, кто скрывает, кто и откуда, просто хочу сказать, что еще есть время вернуться, пока дороги напрочь не замело. Несколько дней еще, и только на санях кататься. Пустоши, говорят, уже замело. Кочевники к кратерам сорвались, в пещерах будут прятаться. Ну а что им, деваться некуда. Только половина по дороге помрет.

      – А что может случиться? – спросил Ришон осторожно. Соловей многословен, уже отработал свое вино.

      Глина пожал плечами, сказал неразборчиво:

      – Да как что… разное. И холод, и мороз, а то и стужа.

      – Только холод? – спросил монах.

      Соловей нахмурился:

      – А что еще?

      – Не знаю, – сказал Ришон быстро, – может зверье какое.

      – Всю дичь уже перебили, погреба полны мяса, переживем зиму-то. Солнце ведь… оно не на совсем гаснет?

      – Дай Бог, не на совсем, – сказал монах без уверенности.

      Глина перекрестил грудь в истрепанной фуфайке мелкими крестиками, словно фехтовал с комаром. Соловей перекрестился размашисто и с фанатичной миной, будто в самом деле в этот момент думает о спасении души… хотя кто знает, не все же мы свинки морские.

      – Слушай, Соловей, – сказал Ришон, – а не найдется у вас карты окрестных деревень. Я бы проехался, посмотрел, как люди живут.

      – Какая тебе нужна карта?

      – Просто карта с лесными тропами, – сказал монах, – чтобы знать, где что и как далеко. А то и околеть в пути недолго, мороз здорово бока щипает.

      Соловей посмотрел на него внимательно, рот искривила прохладная улыбка.

      – Ты же не собираешься осваивать наши охотничьи угодья, когда снег растает?

      – Нет, конечно, – Ришон отмахнулся. – Тут до утра бы дожить на таком холоде, мне просто короткие маршруты переходов узнать, и все.

      Соловей кивнул.

      – Карты