Сотканные из тьмы. Максим Александрович Городничев

атмосферы. Вы видите, именно здесь вы расстраиваетесь, а не в других местах.

      Сенешаль обернулся, посмотрел на говорившего. То был человек со скошенным подбородком и оттянутой губой, что-то шутовское угадывалось в его манере держаться. Он подбоченился, задрал нос вверх, стараясь скрыть обиду. Человек напротив скалил позеленевшие зубы, и отрывая куски от краюхи хлеба, бросал их в лицо шута.

      – Пожрать захотел, значит? Тогда трави байки поинтереснее, а не то седлаю из тебя похлебку для свиней.

      – Выгони взашей этого грязного попрошайку, – раздалось из-за соседнего стола, и четыре луженые глотки расхохотались.

      Сенешаль налил еще вина в стакан. Исходящий от бледно-рубинового напитка запах сказал, что кабатчик не оценил его покупательскую способность.

      Сухо стукнула дверь, ввалились четверо батраков, покрытых снегом. Они заняли ближайший к входной двери стол, сразу потребовали пива. Следопыт начал присматриваться к ним внимательнее, по спине скользнул паучок отвращения. Все здесь нарочито грязные, как протест угасающему светилу.

      – Хватит, – донесся встревоженный голос шута, – что с вами случилось? Негоже так относиться к людям церкви.

      Несколько глоток за соседним столом загоготали, кто-то присвистнул девушке, чтобы активнее крутила бедрами.

      Стражник за соседним столом не обращал ни на кого внимания, его смена закончилась, а значит можно поесть, а потом и самому пошалить, а то завтра опять на вахту. Он рвал мясо, пожирая гуся молча, лишь сок стекал до закатанных по локоть рукавов.

      Сенешаль отщипнул кусок рыбы, начал жевать. Над его головой смирно сидел паучок, паутину не плел, предпочитая прыгать из засады. Вот и он как этот паук, ни двора, ни жены, только дорога перед глазами.

      – Бла-бла-бла, дружок, – громко произнес собутыльник шута, – назови мне имя той телки, коли утверждаешь, что она самая красивая, и мы сразимся. Выясним, кто красивее, твоя баба или вот эта тощая сука на сцене, хоть на нее и собака по пьяни не залезет.

      Очередной взрыв смеха.

      Шут сказал:

      – Я не ищу повода для драки.

      Собутыльник ответил задиристо:

      – Кто не ищет повода, того находит сам повод!

      Остатки пива из бокала полетели в лицо шута. Тот вытер лоб видавшим виды платком, неторопливо убрал в карман.

      – Я не имел ввиду красоту внешнюю, – сказал он спокойно, – красивой быть хорошо, но порой и плохо.

      – Ага, – согласились за соседним столом, – это за кордоном плохо, в пустошах, там за каждым кустом могут сцапать, и использовать по назначению…

      – А в наших землях, – сказал шут елейным голосом, – красивых сжигают, потому что ведьмы.

      У следопыта защемило сердце, на миг промелькнул далекий образ женщины – мираж. Возможно, предназначенная ему судьбой сгорела на костре инквизиции, но он об этом не узнает. Образ исчез, стертый усилием воли.

      Собутыльник шута еще больше нахмурился, тяжелые брови нависли как дождевые