Сочинения. Борис Савинков

его слушать, что это измена тебе.

      – Измена мне, Эрна?

      – Милый, я так люблю тебя и мне так жалко было его. Я ему сказала, что я ему друг. Ты не сердишься? Нет?

      – Будь покойна, Эрна. Я не сержусь и не ревную.

      Она обиженно опускает глаза.

      – Тебе все равно? Скажи, – ведь тебе все равно?

      – Слушай, – говорю я, – есть женщины верные жены, и страстные любовницы, и тихие друзья. Но все они вместе не стоят одной: женщины-царицы.

      Она не отдает свое сердце. Она дарит любовь.

      Эрна испуганно слушает. Потом говорит:

      – Так ты не любишь меня совсем?

      Я целую ее в ответ. Она прячет лицо на моей груди и шепчет:

      – Ведь мы вместе умрем? Да?

      – Может быть.

      Она засыпает у меня на руках.

      15 апреля

      Я сажусь к Генриху в пролетку. За Триумфальной аркой я говорю ему:

      – Ну что, как дела?

      Да что, – качает он головой, – нелегко: целый день под дождем, на козлах.

      Я говорю:

      – Нелегко, когда человек влюблен.

      – Откуда вы знаете? – быстро оборачивается он ко мне.

      – Что знаю? Я ничего не знаю. И ничего знать не хочу.

      – Вы, Жорж, все смеетесь.

      – Я не смеюсь.

      Вот и парк. С мокрых сучьев на нас летят разноцветные брызги. Кое-где уже юная зелень травы.

      – Жорж.

      – Ну?

      – Жорж, ведь при изготовлении снарядов бывают иногда взрывы?

      – Бывают.

      – Значит, Эрну может взорвать?

      – Может.

      – Жорж.

      – Ну?

      – Почему вы поручаете ей?

      – Ее специальность.

      – Специальность?

      – Да.

      – А кому-нибудь другому нельзя?

      – Нельзя… Да вы чего беспокоитесь?

      – Нет… Я так… Ничего… К слову пришлось.

      Он поворачивает обратно к Москве. На полдороге опять окликает меня:

      – Жорж.

      – Ну?

      – А скоро?

      – Думаю, скоро.

      – Как скоро?

      – Недели две-три еще.

      – А выписать вместо Эрны нельзя никого?

      – Нет.

      Он ежится в своем синем халате, но молчит.

      – Прощайте, Генрих. Бодритесь.

      – Бодрюсь.

      – И право, не думайте ни о ком.

      Знаю. Не говорите. Прощайте.

      Он медленно отъезжает. На этот раз я долго смотрю ему вслед.

      16 апреля

      Я спрашиваю себя: неужели я все еще люблю Елену? Или я люблю только тень, – мою прежнюю к ней любовь? Может быть, Ваня прав и я не люблю никого, не могу и не умею любить. Может быть, и не стоит любить?

      Генрих любит Эрну и будет любить только ее, и всю жизнь. Но любовь для него источник не радости, а муки. А моя любовь, – радость?

      Я опять в своей комнате, в скучном номере скучной гостиницы. Сотни людей живут под одной крышей со мною. Я им чужой. Я чужой в этом каменном городе, может быть, в целом мире. Эрна отдает мне себя, всю себя, без оглядки. А я не хочу ее и отвечаю, – чем? Дружбой? Не ложью ли? Глупо думать об Елене. Глупо целовать