Эпидемиологические рассказы. Марк Рабинович

мой друг, грустно констатировал он, но тело все еще живо. Что мне прикажете делать с ним, с этим телом? Оно требовало еды, требовало движения, удобств, развлечений. Будут тебе развлечения, подумал он и пошел в магазин.

      Магазин радовал глаз. В нем все было по-прежнему, как будто и не тянулся никакой долгоиграющий кризис, как будто цены на нефть не неслись стремительно к ужасающе низким показателям. Дефицит куриных яиц тоже никак себя не проявлял. Впрочем, яйца его не беспокоили, как и многое другое. Да, магазинные полки радовали глаз, но не радовали сердце. Сердце же радовал лишь винно-водочный отдел, привычно пестрый и знакомый. Глаза столь же привычно разбегались и он решил довериться подсознанию, усилием воли запретив себе считывать цены. И действительно, подумал он, один раз живем, а конец света, – вот он здесь, за углом. Подсознание потребовало дорогого мескаля, простонародного "Киндзмараули" и упаковку какого-то неизвестного науке пива. Пестрый набор удивлял, но спорить с подсознанием не хотелось. На кассе сидела знакомая кассирша, которая не преминула бы укоризненно покоситься на разнокалиберные бутылки, а могла и задать вопросы невнятным, из-за защитной маски, голосом. Поэтому он предпочел кассу самообслуживания, которая, хоть и задает иногда вопросы, но уж точно не способна смотреть укоризненно. Касса его не подвела, вопросы задавать не стала и невозмутимо отстучала не слишком длинный чек.

      – Это ты, брат, неплохо самоизолировался! – пробормотал он придя домой и глядя в зеркало.

      Разговаривать с самим собой начинало входить в привычку. Все же, это лучше чем разговаривать с холодильником. Впрочем, если ты заговорил с холодильником, это еще полбеды. Много хуже будет, когда холодильник тебе ответит.

      Холодильник начал отвечать в начале четвертой недели и после третьей бутылки сомнительного пива.

      – Ну, ты хорош! – проскрипел он голосом Мойдодыра – Полюбуйся на себя!

      Пришлось снова полезть в Интернет и освежить в памяти симптомы шизофреники. Номером первым там стояло утверждение, что шизофреники убеждены в своем душевном здоровье. Он же в этом уверен вовсе не был и это, парадоксальным образом, радовало. Все же он поинтересовался у холодильника не мерещится ли ему? Но нахальный электроприбор не соглашался отвечать на его вопросы, а вместо этого вещал то резким голосом отца, то спокойным – Тамары:

      – Ну что, доволен? Упиваешься своим одиночеством? Лелеешь его? Только не надо валить все на карантин. Ты уже лет этак десять с лишним на карантине, вот только заметно это стало лишь сейчас. Ну, что ты молчишь? Тебе, что, сказать нечего?

      Спорить с холодильником было глупо, но он все же решил попробовать. Впрочем, первая его реакция была, пожалуй, не самой разумной.

      – Холодильники не разговаривают – заявил он.

      – Вне всякого сомнения – согласился холодильник – Но ведь должен же с тобой хоть кто-то поговорить? А кто? Пушкин?

      Долгие годы Вадим пытался понять, почему афро-российского поэта все время назначают