Эпидемиологические рассказы. Марк Рабинович

найти тему интересную им обоим. Так было всегда, вот только таких тем становилось все меньше и меньше. Разумеется, отец тоже не отказался бы пожурить за безалаберную жизнь, отсутствие семьи и неясные перпективы. Но он прекрасно понимал, что это бесполезно, его Вадик вырос и предпочитает самостоятельно совершать ошибки. Поэтому разговор с отцом был непринужденным, приятным и легко заканчивался без бесконечных, нудных прощаний. Вот только по мере того как карантин овладевал миром, отец звонил он все реже и реже. И разговоры с отцом стали другими, изменились, поменялась их тональность. Возник едва ощутимый диссонанс, который осознаешь на уровне подсознание, да и то лишь тогда, когда ты даешь подсознанию волю, прислушиваешся к нему. Что же это было? Не сразу, но он понял. Прежде, во время их разговоров отец был сконцентрирован, сосредоточен так, как будто он Вадим был для него чем-то неизмеримо важным. Да, так оно, надо полагать и было. Нет, отец по-прежнему звонил и сейчас, во вторую неделю карантина. Вот только разговор он каждый раз вел незначительный, скомканные и, даже страшно подумать, старался побыстрее его закончить. Не сразу к Вадиму пришло это понимание, а когда пришло, принесло горечь и обиду. Отец это заметил и, однажды, разоткровенничался.

      – Ты знаешь, Вадя – осторожно начал он – Ты всегда был для меня самым главным в жизни. Сам понимаешь – первенец, сын…

      – И ты возлагал на меня большие надежды – попытался продолжить Вадим – А я их не оправдал. Теперь ты разочарован. Да, папа? Так?

      – Дурак ты, Вадя, хоть и великовозрастный – спокойно ответил отец – Ни хрена ты не понял…

      – Хорошо, я дурак. Так объясни дураку.

      – Это все карантин, самоизоляция – смущенно начал отец – Мы с твоей мамой самоизолировались и тут вдруг оказалось, что мне и не надо ничего и никого, кроме нее. Нет, ты не подумай, ради бога, ничего такого… Ты для меня всегда…

      – Но самым главным теперь стала она, верно?

      – Ну… Я столько лет не уделял ей достаточно внимания. Ты понимаешь, Вадя, дети, работа, дом… А теперь оказалось…

      – Что все это не так важно…

      – Да, нечто в этом роде.

      Надо было что-то сказать и он сказал то, что отец ожидал от него услышать:

      – Все правильно, папа! Именно так и надо.

      – Ты думаешь? – в голосе отца слышалось облегчение.

      Вовсе он так не думал и было ему и больно и обидно. Он сам себя клял за эгоизм, за эти боль и обиду, но ничего не мог с собой поделать. Теперь стали понятны и частые звонки матери и торопливые вопросы и ее весьма заметное облегчение после его правильных и ожидаемых ответов. Было ясно, что мама была в невольном сговоре с отцом и тоже наслаждалась долгожданной и, многие годы недостижимой, самоизоляцией вдвоем. Именно после этого разговора он и решил позвонить Максиму, хотя не смог бы и сам себе объяснить, какая тут была связь.

      Раньше он называл сына Максимкой, но парень подрос и требовал, чтобы его звали полным именем. С его матерью, Юдит,