Маркиз и Жюстина. Олег Волховский

был? Ну? Не слышу?

      – Был.

      – Выходи из машины.

      Она подчинилась. Вышла, встала у двери.

      Я вылез с другой стороны.

      – Вперед. Пять шагов по обочине. На колени в снег. Не подниматься! Десять минут.

      Мимо проезжают машины. Может быть, водителей и удивляет вид коленопреклоненной девушки на обочине дороги, но никто не останавливается.

      Я отошел шагов на пятнадцать, заметил время. Может, все-таки закурить? Она не посмеет поднять глаза и обернуться. Нет! Какой я Господин буду после этого, если сам себе не Господин.

      В общем-то, это не есть правильно. Не за сигареты наказываю, а за свою неудачу. Зло срываю! Гнать надо из Доминантов. Зря десять минут назначил – еще простудится. Но сокращать срок наказания – последнее дело!

      Наконец минутная стрелка одолела шестую часть круга. Подхожу к Джин, она поднимается, опираясь на мою руку, целую в лоб.

      – Прощена. Пойдем.

      Усадил в машину. Поехали.

      Она кашляет.

      – Приедем – напою молоком с медом, а то мне за тебя «вышку» дадут. Убийство путем доведения до воспаления легких.

      Не такое уж абсурдное обвинение, если вспомнить членов секты альбигойцев, которые кончали самоубийством очень похожим образом: ложились на холодный каменный пол и провоцировали у себя пневмонию. Даже особый термин существовал: «endura».

      – Я его терпеть не могу. – Услышал я голос Джин.

      – Что?

      – Молоко с медом.

      – Тебя не спрашивают. Аллергия есть?

      – Нет.

      – Значит, выпьешь.

      Пока Джин сидела, укутанная в плед, под строгим приказом с места не вставать и на улицу не соваться и пила ненавидимый ею напиток, я вышел в сад и все-таки закурил (нашлись-таки в доме полпачки). Решение пришло почти сразу. Теперь я знал, что делать.

      Маркиз

      Камера почти такая же, но народ отличается разительно. Худые лица с заостренными чертами, жесткие взгляды и руки в наколках. Один пониже и поуже в плечах, но глаза хитрющие и злые. Второй выше, амбал этакий. Вот и вся разница.

      Правозащитник Абрамкин в свое время писал, что в советской тюрьме девяносто процентов случайных людей. Эти – из оставшихся десяти.

      – Здравствуйте! – вежливо сказал я.

      – Здравствуй, здравствуй! – ответил высокий.

      Хитрый молча кивнул.

      Я направился к свободной кровати.

      – Что ж ты тряпочку-то перешагнул? – усмехнулся низкий. – А ноги вытереть?

      – Извините, не заметил. На вас смотрел.

      – Что, интересно?

      – Всякий человек интересен.

      – Не-ет! «Петух» не интересен.

      – Это я, что ли, «петух»? Ну, давай возьми, если я тебе приглянулся!

      – Давай, Вась! Ты первый, – бросил амбалу.

      Сила у Васи есть, но практический опыт явно ограничивается уличными драками «стенка на стенку», а школы никакой. Его грузное тело мешком брякнулось на пол, и я заломил ему руку.

      – Пикнешь – сломаю!

      – Не так быстро, парень! – Перед моим носом сверкнул