Маркиз и Жюстина. Олег Волховский

под моими пальцами.

      Так мы израсходовали полсвечи, поиграли с ножом и обошлись без банального секса.

      Она потянулась, как кошка, и сделала попытку встать. Я удерживаю ее.

      – Куда? А раны обработать?

      – Да какие там раны!

      – Ты их сейчас не чувствуешь. Но это не значит, что их нет. Лежи, я сказал.

      С антисептиком и противоожоговой мазью я управляюсь почти профессионально. Научил мэтр Кабош, спасибо. Ожоги первой степени – небольшое покраснение кожи. Хорошо. Если появляются волдыри – это уже не квалифицированный садизм – это уголовщина.

      (Уже через год у меня было другое мнение по этому поводу.)

      – Государь мой, как же я тебя люблю! – говорит Жюстина. – Позволь мне поцеловать тебе руки.

      Она всегда целует мне руки после экшен.

      – Я не закончил.

      Она терпеливо ждет. Потом берет мои руки за кончики пальцев, как драгоценность, и целует каждый палец по отдельности, последовательно, трижды, каждую фалангу.

      Прижимает мою руку к щеке.

      – Как же я тебя люблю!

      – Я тоже тебя люблю, Жюстина. Все, лежи!

      Я встаю и иду готовить ужин. Сейчас ей лучше отдохнуть. Мы оба в эйфорическом состоянии, но организм лучше не перегружать, особенно ее.

      – У нас что, сатурналии? – спрашивает она. – Господа прислуживают рабам?

      – Государь обязан кормить подданных.

      – Не в качестве повара.

      – Не спорь. Лучше опиши мне сабспейс. Это приказ.

      Мы живем в студии, то есть комнате с кухней в одном бокале. Так что можем спокойно трепаться, пока я готовлю.

      – Похоже на состояние медиума во время сеанса, – говорит она. – Я рассказывала тебе, что развлекала народ подобным образом?

      – Да, я помню.

      – Или на медитацию, при которой надо сосредоточиться в точке. Все вокруг исчезает и погружается в туман, кроме этой точки. Кроме твоего лица.

      Она вскакивает, накинув халатик, бросается помогать мне.

      – Мне летать хочется, а ты говоришь «лежи!». Катарсис после жертвоприношения, рука милости после пытки, рай после чистилища – вот что такое сабспейс.

      – А в Вене есть музей истории города, – говорит она. – Там я видела меч палача, широкий такой и с закругленным концом, странный. Никогда не спутаешь с боевым. И еще там была книга огромная, как богослужебное Евангелие, толстенная, как энциклопедия. Лежит под стеклом, открытая на странице со средневековой гравюрой, где с немецкой точностью все подписано и снабжено комментариями и сносками. «Учебник палаческого искусства».

      – Ого! – отзываюсь я. – Полцарства за коня!

      – В Интернете, наверное, есть.

      – Посмотрим!

      – Слушай, я все вспоминаю железную деву. Почему мы никогда не использовали иглы?

      – Я акупунктуры не знаю. Опасно: в сосуд можно попасть или в нерв.

      – Спроси у Кабоша.

      – Хорошо, спрошу.

      Новый год. Бал. Серое здание советского НИИ наплывает на нас из тьмы. У входа – елка с гирляндой, медленно разгорающейся красным,