Маркиз и Жюстина. Олег Волховский

переделку «Евгения Онегина» по Теме?

      – Васину?

      – Васину, Васину! Напомни-ка!

      – Только любимые места.

      – Давай!

      – В учебе милый наш Евгений

      Был не тупица и не гений,

      А так слегка оригинал

      И горько под лозой стенал.

      Бранил Мазоха-ретрограда,

      Зато читал monsieur де Сада

      И был глубокий эконом,

      То есть любил болтать о том,

      Как государство всех имеет

      И чем дерет. И почему

      Не надо батогов ему,

      Когда береза зеленеет.

      Отец понять его не мог

      И мужиков кнутами сек[7].

      – Отлично! Язык не заплетается. Значит, все путем. В глубоком сабспейсе язык заплетается. Значит, не переборщили. У тебя довольно поверхностное состояние. Пошли!

      Идем по лесу. Где-то далеко звучат гитары и мелькают между деревьями огни костров. Я вспомнил тот эпизод из булгаковского рассказа «Морфий», где герой колет себе очередную дозу, и неровные звуки шарманки под окном превращаются в ангельский хор. Я в похожем состоянии. Лес кажется необыкновенно прекрасным, я чувствую каждую травинку, каждый лист. Наверху, в просветах между ветвей, словно нарисованных тушью, плывут звезды, и воздух пахнет хвоей и земляникой. Наверное, что-то похожее ощущали буддистские монахи. Сатори. Просветление. Между прочим, частенько наступавшее после удара палкой или многочасового сидения в медитации.

      Эндорфины. Внутренние морфины. Опьянение – да! Но без слабости и сонливости. Голова работает четко и ясно, и мне почти не страшно.

      – Если мы слышим звон гитары – значит, они услышат крик, – говорит Кабош. – Слишком близко от Москвы. Эх! Надо было подальше дачу строить. Но ничего, я нашел одно место, равноудаленное от всех соседних населенных пунктов.

      Мы выходим к кострищу, обложенному кирпичами. Вокруг него – несколько бревен.

      – Садись! – говорит Кабош. – Я разведу костер. Не дергайся!

      Костер запылал, искры прочерчивают в воздухе витиеватые следы.

      – Ну, показывай свое произведение, – просит мэтр.

      Я достаю клеймо. Трискель диаметром сантиметра в полтора, набранный из гвоздей с затупленными концами.

      Кабош берет, крутит в руках, пальцы пробуют остроту гвоздей, кивает.

      Поднимает топорик – кора слетает с бревна рядом со мной.

      – Здесь попробуешь!

      Клеймо кладем на кирпичи так, чтобы иглы касались пылающих углей. Я усомнился в нашей технологии: деревянная основа и рукоять могут загореться.

      – Куда ставить будешь? Показывай!

      – На ногу.

      Увы, для сэлфбрэндинга и плечи, и ягодицы крайне неудобны.

      Я заворачиваю штанину, открывая икру.

      – Вот сюда.

      Кабош трогает кожу.

      – Я подготовился, – говорю я. – Волос нет.

      Он кивнул.

      Из сумки извлечен пузырек с медицинским спиртом – мэтр обрабатывает место будущего клеймения.

      – Пусть сохнет. Теперь пробуй на деревяшке.

      Нагибаюсь,

7

Авторы стихотворения фигурируют в Рунете под никами «Вася-Совесть» и «Добрый Дядя».