Ургол. Eвгения Монастырская

о каких-то поездах, отправлениях и посадках.

      На Мариголь нахлынула невыносимая, выкручивающая тоска. Все происходящее казалось сном. Если бы это действительно был сон, принесенный Черлом, который похитил сновидение у заночевавшего на лесной дороге, сошедшего с ума, странствующего сказочника. Сейчас она откроет глаза, окажется в своей уютной спаленке, накинет шаль, быстро спуститься в подвал, и выберет самую дорогую бутылку вина, приберегаемую для гостей. Накроет стол, выпьет бокал выдержанного терпкого вина, и смоет, наконец, этот привидевшийся кошмар.

      Она чувствовала себя в тупике, в полной растерянности. Словно бы нити бытия выскользнули у нее из рук. Она не понимала, по каким законам живет этот неведомый мир, не в состоянии была представить, как существовать в незнакомом, враждебном пространстве.

      Пировавшие бродяги потихоньку расползались по углам, в качестве постели им служили сплющенные картонные коробки. Они укрывались куртками, пиджаками, обшарпанными одеялами, взятыми из огромного баула.

      Люсек, прижавшись к бормочущему во сне Мишане, громко похрапывала. Двое мужчин еще сидели, передавая друг другу бутылку, порыгивая, еле ворочая языками.

      Мариголь нашла картонку, отползла в самый дальний уголок у стены, подальше от храпящих людей, над которыми висело тошнотворное облако пота смешанного с перегаром.

      Женский металлический голос все также сообщал о поездах. Она слышала непонятные звуки, гудки, подумалось – верно, так ревут чудовища, которых в этой стране называют ментами. Где они бродят? Казалось, совсем близко. Их боятся, но отчего-то не выставляют стражу. Может быть, дымящиеся белые палочки, не подпускают чудовищ к людям? Те не выносят едкого дыма?

      Девушка приподняла голову, увидела в ночи проходящих мимо людей с баулами, у некоторых в руках дрожали огоньки. Дымят палочки, – засыпая, подумала Мариголь, – не придут чудовища. Она улыбнулась, сжалась в комочек и заснула.

      Снился Черл. Казалось, он пытается подлететь к ней, но какое-то невидимое силовое поле удерживало его. Он бился об него крыльями, ухал, сверкал янтарными глазами… и растаял. Потом появилась улыбка… завораживающая, зовущая… Мариголь стояла в огромном хрустальном зале, наполненном мягким теплым светом, появилась прекрасная Джоконда, поманила рукой… Но зал беззвучно взорвался, рассыпавшись на миллиарды маленьких осколков.

      Мариголь очнулась и увидела, как занимается заря. Каменные стены зданий начали светлеть, окрашиваясь в бледно – розовый цвет. Нарастал рев самодвижущихся карет. В голове было пусто, казалось, чувства омертвели. Ее накрыло апатией, будто вязким прохладным тестом. Теперь было все равно, что случиться с ней дальше. Помаргивая уставшими, припухшими от слез глазами, она наблюдала, как стайка воробьев склевывает остатки вчерашнего пиршества.

      Первым проснулся Мишаня. Потянулся, зевнул, поморщился и с силой потряс за плечо развалившуюся рядом подругу.

      Люсек охнула, приподнялась