Вечная мерзлота. Виктор Ремизов

мягко, крупные куски грохотали в борт.

      Верхний мокрый слой угля сняли, полетела пыль, ветер подымал ее, пот тек темными ручейками по лицам.

      – Перекур! – объявил Грач и присел прямо на кучу, где только что брал. – Я в сорок шестом на «Победе» работал, вот там были авралы! Двести тонн только в трюма́ брали! А еще на палубу пятьдесят… Сутки грузили всей командой!

      На баржу поднялись кочегары-литовцы.

      – Что такое, ребята? – весело спросил Грач.

      – Мы можем работать, только одежды нет… – спокойно глядя на Сан Саныча, ответил тот, что был пониже. Он говорил с сильным акцентом. – Меня Повелас зовут, а это Йонас.

      – Егор, найди им одежду, – распорядился Белов.

      И снова заскрежетали лопаты, полетела пыль и покатились тачки. Кочегары быстро втянулись, – довольно отмечал про себя Белов, – кочегары были важным делом на пароходе. Большой командой дело пошло живее и уже через час левый бункер заполнился, и буксир дал ощутимый крен, как будто специально нагнулся, подставляя борт работающим людям. Старпом, кликнув матроса, пошел перекантоваться. Все сели покурить. Егор разлегся прямо на холодную черную кучу. Дело шло к вечеру. Ветер стих, появились первые в этом году комары.

      – Ой, вы родимые, – Грач хлопнул себя по щеке, – какие же вы мне знакомые песни поете…

      – Весна идет, – поддержал, улыбаясь, пожилой окающий матрос. Фамилия его была Климов. – У нас дома уже озимые по колено. – Он опять виновато улыбнулся, извиняясь за свои мысли.

      Нелепо накрененный «Полярный» коротко гуднул и стал разворачиваться пустым правым бункером к погрузке. Снова кинули трап. Старпом крепким клубком выкатился из рубки, на ходу закручивая на обратную сторону козырек истасканной рабочей фуражки. И снова полетела пыль.

      – Па-аберегись! – сипел Грач грозно, больше опасаясь, чтобы его не сбили.

      – Дорогу, братцы! – просили одновременно прыщавый матрос Сашка и щербатый Николай Михалыч, неутвержденный первый помощник механика.

      – Подходи, провославныи-и, у меня дешевше! – зазывал вологодский матрос Климов, вгрызаясь лопатой в уголь.

      – Сергей Фролыч, лови меня, родимый! – кричал Грач, шагом подкатывая тачку и отдавая ее на крюк старпому. Фролыч перехватывал тачку и сам разгрузив, возвращал деду.

      – Иди, старый, отдыхай уже! – не раз предлагали ему, но Грач не сдавался.

      – Вы без меня тут не управитесь! – дед отъезжал в сторону, прикуривал недокуренную самокрутку, и выждав паузу, продолжал самым серьезным голосом: – Да и скучно в каюте без старухи-то! А?!

      Раздавался дружный смех, работа замирала, Грач чувствовал себя в центре событий:

      – А вы как хотели, стервецы зеленые?! Думаю, к кому сегодня пойтить, к Степановне, али к немке? Пойду к немке, она помоложее вроде…

      И опять общий смех и улыбки сквозь черную угольную пыль, хруст и скрежет тачек по металлу. На берегу народ прислушивался, тоже улыбались, хотя ничего не слышно