Истории дождя и камня. Инга Лис

не в желании физической близости, а в том, что рядом с ним спокойно, просто и надёжно. Как было когда-то в обществе артаньяновского кузнеца, и впервые осознание этого не вызывает такого мучительного чувства вины.

      Но если ты так доверяешь ему, спросил себя следом молодой человек, то почему оттолкнул утром? Ты же видел, какими глазами мальчишка смотрел на тебя. Он ведь был готов простить тебе и ту ночь, и скверное отношение в целом, а теперь вот, кто знает, к чему приведёт новая попытка объясниться?

      Ладно, там видно будет – и Шарль решительно открыл двери казармы: не это главное сейчас, когда на носу военные действия. Главное – предупредить кадета и уберечь его от опрометчивых поступков.

      В казарме, как ни странно, было тихо. Не пили, не играли в карты, сопровождая свои действия оглушительными воплями. Ага, наверняка прознали уже, черти, что их командир вернулся…

      Что ж, так даже лучше.

      – Здравствуйте, господа, – сказал он, проходя в центр залы, а мушкетёры начали поспешно подниматься со своих мест, загалдели нестройно:

      – Здравствуйте, г-н лейтенант! Командир, наше почтение! С приездом вас! Когда выступаем?

      Неужели ему не показалось, и он действительно уловил этих возгласах радость от его возвращения? Удивительно.

      – Тишина, – привычно сказал гасконец и окинул подчинённых внимательным взглядом.

      Из оставшихся в городе ста человек в казарме находилось не меньше половины. Во всяком случае, тут оказались все, кто его интересовал. Дурак де Ранкунь, де Мелен – самый разумный и уравновешенный из всей компании, несмотря на то, что тоже вроде бы гасконец, – дружок д’Эстурвиля де Террид, тот ещё оболтус, ну и, конечно же, сам протеже собственной персоной.

      Только, в отличие от многих, даже не подумал подняться для приветствия. Сидит в самом углу, скрестив руки на груди, на столе – разобранный пистоль.

      Встретился взглядом со своим командиром и лишь губы скривил, а Шарля словно кипятком окатило, он даже не сразу смог сосредоточиться.

      – Итак, – привычно заложил руки за спину, откашлялся, – мы выступаем через два дня. Поэтому у вас есть не так много времени, чтобы привести в порядок обмундирование. Завтра вечером я лично проверю каждого, и пеняйте на себя, если ваше оружие будет не в порядке.

      Кто-то из мушкетёров хмыкнул, но скорее одобрительно: их лейтенант вернулся, и он, как всегда, в своём репертуаре.

      – Ни один из вас, кто получит замечания, не будет допущен к участию в военных действиях, по крайней мере, до полного устранения недочётов, – продолжал между тем молодой человек. – Но и в Париже не останется тоже – даже не надейтесь. А с позором отправится на рытьё траншей. Потому что меньше всего я хочу сообщать вашим родственникам о том, как вы по собственной глупости сложили голову под стенами Ла-Рошели.

      – А по-моему, вы, как всегда, преувеличиваете, д’Артаньян, – сказал де Ранкунь, в своей обычной наглой манере. – Подумаешь, какие-то горожане!

      – Не какие-то, а отлично обученные, – холодно оборвал его Шарль. – И почти отчаявшиеся, а значит, опасные вдвойне. Поэтому в