Истории дождя и камня. Инга Лис

несмотря на все запреты… Что ты с ним сделал после этого, кстати говоря?

      – Отправил под арест на неделю, – Шарль отрезал себе кусочек сыра, такой же ломтик протянул брату. – Остальных свидетелей этого безобразия заставил молчать. Тревиля и кардинала убедил, надеюсь, что это было исключительно дурачество со скуки. Но нервов эта история мне испортила немало.

      – Ты испугался за него?

      – Да, очень. Я вдруг подумал, что не могу себе позволить потерять… ещё и этого Жака, – юноша запнулся, а потом взглянул с удивлением на собеседника. – Чёрт, веришь, я даже как-то забыл об этих своих мыслях…

      – Вот ты и ответил на свой вопрос, – брат потрепал его по голове. – Он значит для тебя куда больше, чем простое напоминание о прошлом. А что, кстати, тебе нравится в его характере? Я так и не услышал.

      – Честность. А ещё – упрямство, – Шарль улыбнулся невольно. – Поначалу мне казалось, что он самый обычный… полная посредственность, по какому-то нелепому недоразумению так похожая на моего Жака… и это страшно бесило меня. Но затем мы стали потихоньку общаться… потому что уж совсем избегать его не получалось никак… и я вдруг увидел, что у него есть характер, будто внутренний стержень. А ещё, повторюсь, с ним удивительно легко говорить. Вот как с тобой. Знаешь, почему я целый день провёл в гостях у Бернара?

      – Знаю, – Пьер смотрел вроде бы насмешливо, а на самом деле – с затаённой грустью. – Потому что Бернар не видит дальше собственного носа. И ты мог наврать ему с три короба, не боясь, что тебя уличат во лжи. А я, уж прости, вижу тебя насквозь. Поэтому нашему драгоценному Бернару однозначно проигрываю.

      – Да ладно тебе! Просто с Бернаром и остальными приятелями мне легко, оттого что они ни черта не знают обо мне. Хотя со временем такое бесконечное враньё начинает ужасно утомлять. С тобой – наоборот, просто: ведь тебе не надо лгать, но и объяснять тебе тоже ничего не надо. Вот и Жак… который д’Эстурвиль… как-то удивительно чувствует, когда я искренен, а когда, как ты говоришь, вру с три короба. Но это, как ни странно, ничуть не раздражает меня. Может, это потому, что я… впервые за последние годы мне захотелось по-настоящему довериться кому-то.

      А может, потому, что ты снова влюбился, подумал Пьер, но вслух спросил о другом:

      – Шарль, а как в Париже смотрят на… подобные вещи?

      – По-разному, – юноша улыбнулся криво. – При дворе – сквозь пальцы, хотя и не одобряют. В армии – резко отрицательно. Поэтому, как ты понимаешь, мне тем более не хотелось бы портить жизнь и карьеру д’Эстурвиля. Особенно если он не готов к отношениям подобного рода или вообще решит, что всё произошедшее – ошибка.

      – А тебе чего хотелось бы? Чтобы расценил как ошибку или чтобы всё-таки ответил взаимностью?

      – Ну а ты как думаешь? – Шарль вздохнул. – Я так устал быть один… и постоянно притворяться. А тебя рядом нет, и письма приходят так редко… И я так привык держать при себе все мысли и чувства, что даже с тобой, как видишь, поначалу не мог нормально общаться. Прости.

      – Ну,