Истории дождя и камня. Инга Лис

лейтенант не нашёл в себе сил, чтобы уйти.

      Конечно, он понимал, что злится не на юношу, а на самого себя.

      За то, что не может справиться с памятью.

      За то, что остался, потому что на самом деле не может оторвать взгляда от этих зелёных, перемешанных с мёдом глаз, и губ, кривящихся в такой знакомой улыбке.

      Наконец, гасконец затолкал в самую глубину души такие ненужные сейчас размышления.

      – Молодой человек, – произнёс, надеясь, что его голос звучит всё так же спокойно, – позвольте объяснить вам кое-что. Нет, не перебивайте, иначе это и впрямь будет наш с вами последний разговор.

      Д’Эстурвиль лишь плечами пожал: мол, и не собирался. А лейтенант, пригубив вина, спросил:

      – Надеюсь, вы понимаете, что не должны обижаться на меня за арест? Вы попали в чересчур скверную переделку и считайте, что отделались лёгким испугом. Учитывая последние декреты относительно дуэлей, вы вообще могли запросто остаться без головы.

      – Даже, если учесть, что дуэль начал не я? – Жак тоже поспешно глотнул вина, потому что от тона, каким говорил командир, ему внезапно стало холодно.

      – Даже если не вы, – ответил с нажимом д’Артаньян. – Я не хотел говорить вам, но вижу, что всё-таки придётся… Вы хоть представляете себе, чего мне стоило убедить капитана и кардинала, что это был всего лишь тренировочный, шуточный бой? Что вы с де Ранкунем просто заигрались? А заставить молчать остальных остолопов-свидетелей?

      – Простите, – д’Эстурвиль покраснел невольно. – Я… от меня одни хлопоты. Я не оправдал ваших ожиданий, да? – а потом всё-таки не удержался, спросил:

      – Я всё никак не могу понять… Вы служите де Тревилю, а поддерживаете кардинала. Почему? И как подобное сходит вам с рук?

      – Я не служу ни Тревилю, ни кардиналу, – глаза лейтенанта вспыхнули, однако тут же вновь стали непроницаемыми. – Я служу королю и Франции. И мои поступки обусловлены лишь тем, насколько те или иные действия вышеозначенных господ полезны для нашего государства. Так вот… относительно дуэлей, я полностью придерживаюсь точки зрения монсеньора. Ну а что до вашего второго вопроса… наш капитан понимает: в отличие от остальных, я не держусь ни за должность, ни за карьеру. Скажем так, на меня трудно оказать давление.

      Лионец взглянул на него потрясённо: такое впечатление, будто именно в этот момент д’Артаньян невольно приоткрыл ему часть своего прошлого. И опять вспомнились рассказы о том, что с этим самым прошлым у лейтенанта явно связана какая-то сердечная тайна. Сказал, запинаясь:

      – Так обычно говорят те, кому нечего терять… Что вы потеряли, сударь? Или… кого?

      Но гасконец, конечно же, сделал вид, будто не слышит его. Продолжил, как ни в чём не бывало:

      – Надеюсь, теперь вы станете лучше понимать меня. Тем более, учитывая, что за вас просили, я чувствую определённую ответственность за вашу судьбу. И отчего вы решили, что разочаровали меня?

      – Вы удивительный человек, – теперь уже д’Эстурвиль ушёл от прямого ответа. – Можно вопрос? Сколько вам лет?

      Д’Артаньян усмехнулся:

      – А