Истории дождя и камня. Инга Лис

предпочитая для начала присмотреться, а потом уже делать какие-то выводы. Не сказать, чтоб он сильно нуждался в новых приятелях, однако понимал, что их появление неизбежно.

      Общение никогда не было его сильной стороной, но со временем д’Эстурвиль-младший научился замечательно притворяться этаким жизнерадостным рубахой-парнем, всегда готовым на весёлое времяпровождение.

      Он довольно быстро завязал ровные и вполне дружелюбные отношения с большинством солдат, особенно выделив Жана Арно де Террида, потому что, как выяснилось, тот тоже был родом из Лиона, и гасконца Луи де Мелена, приехавшего откуда-то из Дакса, а может быть, По.

      Гасконцев в роте, кстати, было большинство. Смуглые, горластые, с лихо закрученными усами, они шатались в свободное от службы время по улицам и тавернам, задирая всякого, кто осмеливался даже просто косо взглянуть в их сторону.

      Д’Артаньян же разительно отличался от них. И хотя они беседовали всего лишь однажды, он показался Жаку чересчур резким и сдержанным одновременно. Юноша даже не мог вспомнить, присутствовал ли в его речи такой характерный и такой смешной гасконский акцент.

      Ну вот, опять – и д’Эстурвиль досадливо прикусил губу, – ведь решил же не думать об этом странном мальчишке, а мысли всё равно упрямо возвращаются…

      – Эй, новенький! – окликнул его в этот момент один из солдат. – Чего киснешь? Присоединяйтесь к игре!

      Луи де Девезо де Ранкунь тоже был гасконцем. Или беарнцем, как он всегда любил уточнять. Один из немногих, он с самого начала вызывал у молодого лионца стойкую антипатию. И дело было даже не в его бесцеремонности, часто переходящей в откровенную бестактность: неприязнь возникла сразу, и Жак не стал искать её причины. Просто постарался свести общение к минимуму. Как с Ранкунем, так и с двумя его прихлебателями: бургундцем де Пави и бретонцем Анри де Лоном.

      Тем не менее он поднялся и подошёл.

      – Каковы ставки? – поинтересовался спокойно, а де Мелен подвинул ему стул:

      – Присаживайтесь. Ставки самые приятные.

      – Ага! – захохотал де Ранкунь. – Кто проиграет, угощает ужином!

      Жак молча принял карты.

      Он понял намёк. Вне зависимости от исхода игры ему предлагали угостить новых сослуживцев едой и выпивкой.

      Ещё одна традиция, которой не избежать…

      Что ж, радует лишь то, что традиция не самая неприятная, а деньги, привезённые из дому, он ещё растратить практически не успел.

      А потому юноша позволил обыграть себя и спросил с самым невозмутимым видом:

      – Куда направимся, господа? Буду благодарен, если решите за меня, потому что я пока ещё скверно знаю город.

      – В «Сосновую шишку»! – нагло сказал де Ранкунь, а Этьен дез Эшероль, тоже, кстати, беарнец, взглянул на него укоризненно:

      – Вы перегибаете палку, сударь. «Шишка» – удовольствие не из дешёвых. Давайте не станем вот так сразу разорять нашего новичка.

      – Идёмте в кабаре «Эшарп бланш», – поддержал его де Террид, служивший в кадетах уже около года, а потому успевший досконально