Питомцы апокалипсиса. Григорий Володин

горящая колесница гнева Маны, которая все слышала.

      – С чего бы в этом году должно быть по-другому? – спросил я.

      – С того, что в этом году Дарсису зачем-то понадобилось набить тебе лицо, – улыбнулась Веснушка.

      Моя реакция? Пожал плечами.

      – Он, видимо, хотел вытереть крем с моего носа.

      – Заодно сломав его аксамитовым наростом на кулаке? – хмыкнула рыжая. Я снова пожал плечами. Дисплей на моей машине вывел текст «Станислав Волвин инъецирован. Следующий».

      – Нежность не его конек, – сказал я и вынул руку из трубы. – Наверняка, он уже позвал на танцы Ману.

      Теперь по мне словно проехался раскаленный бульдозер, и руль его держала такая же горячая девичья рука в ножевых шрамах. Я пошатнулся, чуть не рухнув. Мана заорала мне на ухо:

      – Кала бока вузе! Замолчи! Что ты знаешь обо мне и Дарсисе? – ее крик обжег мне лицо. – Нада, ничего! Ты говоришь, говоришь, но не знаешь! Хватит ковыряться в наших головах, швырять наши чувства как мячики, разбивать их вдребезги. Если бы Дарсис сегодня ударил меня, ты знаешь, как ему стало бы больно?

      – Швырять чувства? – Никсия изогнула бровь, рыжую и тонкую, словно медная проволока. – О чем она?

      – Расскажи уже все архонтам, пусть тебя вылечат, что бы это ни было!

      – Мана, тише, – прошептал я, морщась. Мою голову точно раздуло изнутри горячим паром.

      – Мана, Юля, – передразнила Мана. – Баста, хватит! Я – Мануэла. Ты говоришь на языке ананси. Так говори без своих “ванек” и “манок”. Фалах.

      – А сама-то, – засмеялась Никсия. – Баста, нада.

      Мана зыркнула на Веснушку, и рыжая подавилась смехом. Смуглая девушка стрелой вылетела из инъекционной. Пар в моей голове остыл, исчез, может, вытек через уши.

      Очередь сзади меня зароптала: чего там возитесь?.. Я поплелся к выходу, услышав напоследок реплику Никсии:

      – По-моему, в этом году Дарсис не позвал свою дикую мучачу на танцы.

      Глава 4

      Согласно приказу самого главного рабовладельца на этой планете, я уселся на белом диване в углу его просторного кабинета. Мои стопы плотно уперлись в пол, руки – в колени, мышцы напряглись – все чтобы не скатиться со скользкой белой кожи на такой же белый пол, и оттуда не глазеть ошалело вверх, на такие же белые стены с потолком. Все белое, как в больнице. Не хватало только запаха лекарств и хлорки.

      Сидя за пустым столом – конечно, тоже белым – архонт Гертен взмахнул рукой. Инфракрасные датчики тихо пикнули, и жалюзи на окнах послушно раскрылись. Снаружи роскошные кустарники махали пушистыми фиолетовыми ветвями. Качал их вовсе не ветер.

      – Тягура зацвела, – сказал я, невольно представляя, как соберу завтра с утра новый букет в комнату Юли.

      Соцветия с маленькими колокольчатыми цветками, точь-в-точь как у земной сирени, тянулись и плотно жались друг к другу, образуя огромные душистые шары. Эти цветочные сферы склонялись к окну, мягкие лепестки топорщились по всей их окружности. Едва слышно сквозь стекло скрипело – ветви кустарника с треском сгибались под